Аллигат (СИ) - Штиль Жанна
В себя Ольга приходила с трудом.
В груди нещадно и мучительно жгло. Тело вздрогнуло от опалившей боли. Женщина застонала, вырываясь из кольца цепкой пелены. С трудом открыла слипшиеся веки. В мягком приглушённом свете задвигались тени. Сквозь шум в ушах долетели обрывки слов, слившись в непрерывный монотонный рокот. Он не отступал, настойчиво удерживая в мутной вязкой пучине.
Слух возвращался. Она слышала слова, становившиеся отчётливее и громче, но их значение не понимала.
Мысли заметались, вызвав из памяти обрывочные воспоминания: библиотека, стеллаж, стремянка, томик Байрона, падение…
Падение! Поэтому ей так плохо! Ольга, путаясь в длинных рукавах тонкой льняной сорочки, ощупала лицо, шею. В горле саднило. Надрывный вздох вызвал приступ кашля и цветную россыпь бенгальских огней перед глазами. Казалось, что голова распалась на части.
— Пейте, миледи, — донеслось сбоку от неё. Её голову осторожно приподняли, и пожилая женщина коснулась краем чашки её губ: — Пейте.
Ольга пила маленькими глотками. Торопливо и жадно поглощала тёплое питьё, вкуса которого не чувствовала. Оно благотворно опускалось в желудок, принося облегчение.
Мерцание перед глазами прекратилось, зрение прояснилось. Взор упёрся в широкую золотую каёмку высокой чашки из тонкого фарфора. Перекочевал на узловатые пальцы, сжимающие хрупкую ручку, на участливый сосредоточенный взгляд, блуждающий по её лицу, сложенные в сострадательной улыбке губы. Отблески огня играли на женском лице в обрамлении кипенно-белого чепца с узким отворотом. Слышалось потрескивание дров, пахло дымком и чем-то ещё: едким и тошнотворным.
Ольга, не в силах произнести ни слова, не спускала глаз с накрахмаленного головного убора женщины, не понимая, где находится. Больница и сиделка возле неё? После падения это было бы логично. Однако женщина не была похожа на медсестру.
Голову Ольги бережно опустили на подушку; губ коснулась мягкая ткань.
— Вот и славно, — вздохнула женщина облегчённо. — Мадди побежала за мистером Пэйтоном.
Чашка мелодично звякнула о блюдце.
Миледи? Мистер? Сиделка в чепце. Ольга скосила глаза на столик у кровати. На нём, заставленном пузырьками и коробочками, тускло горела лампа с круглым старомодным плафоном молочного цвета. Над ним возвышалась подкопченная узкая часть стеклянной колбы.
Тело Ольги покрылось холодным потом, дыхание перехватило, сердце застучало надрывно, болезненно. Что происходит?
Сиделка привстала, отрегулировала высоту фитиля и вернулась на стул. Свет стал ярче. Ольга уставилась на нависший над кроватью медового цвета полубалдахин, украшенный бахромой и прихваченный с двух сторон изголовья шнурами, декорированными крупными пушистыми кистями.
Выдавить из себя ни одного слова у Ольги не вышло. Слетающий с губ слабый сип походил на звук воздуха, толчками вырывающегося из пробитого колеса.
Женщина склонилась над ней и прислушалась:
— Потерпите, миледи, скоро прибудет доктор.
Ольга ухватилась за её руку и с трудом выговорила:
— Что со мной? Где я?
— Потерпите, миледи, — сиделка накрыла напряжённые пальцы подопечной тёплой ладонью, поглаживая. — Господь даст, всё образуется.
Ольга не отрывала взгляд от белеющей под рукой женщины узкой ладони с тонкими длинными пальцами, на одном из которых блестели два кольца. Она чувствовала чужие прикосновения, но свою руку не узнавала. У неё никогда не было ничего подобного: витое золотое обручальное кольцо, на вид чуть великоватое, прижималось вторым: с бриллиантом и двумя рубинами по обеим сторонам от него. Рядом на подушке, щекоча лицо, разметались волосы: длинные, блестящие, платиново-пепельные. Не её волосы. Что за чертовщина? Галлюцинации? В какие игры играет её больной мозг? А что Ольга больна, она это чувствовала: слабость пригвоздила к постели; пот, пропитавший сорочку, холодил открытые участки тела.
Всё же сильно она ударилась головой о пол в библиотеке. Знакомое состояние: давно… после операции… она находилась в реанимации и долго отходила от наркоза. Тогда её сознание тоже играло с ней в прятки, подсовывая странные видения потустороннего мира, по которому она путешествовала. Сейчас, как и в тот момент, она безропотно приняла эту занимательную игру. Всё равно никуда не денешься. А вокруг так интересно! Комната, заставленная старинной громоздкой мебелью, частично скрытой полутьмой, скорее походила на музей, нежели на жилой покой.
Ольга прислушалась и принюхалась.
Приятное тепло шло от камина, расположенного напротив кровати. С прямым дымоходом и металлическим ажурным ограждением, он был украшен лепниной и выкрашен в цвет слоновой кости. На каминной полке, поддерживаемой консолями, стоял гарнитур из часов и парных фарфоровых расписных ваз.
Отвлёкшись рассматриванием часов и не совсем понимая, что за композиция обрамляет их корпус, Ольга не сразу обратила внимание на время. Присмотрелась: без четверти двенадцать. Отыскав глазами окно, неплотно занавешенное тяжёлой шторой такого же цвета, что и балдахин, удостоверилась: на дворе ночь.
Женщина сменила на ней сорочку и откинула в сторону отсыревшую подушку. Заменила её другой. Больная не препятствовала, не видя в этом особого смысла. Прикосновения виртуальной профессиональной сиделки не раздражали, а мягкие широкие кружева свежего белья ласкали шею и грудь. Мозг, получивший пищу для размышления, равнодушно и отстранённо отмечал то, что попадало в поле зрения.
С другой стороны широкой кровати высилась кожаная ширма, расписанная растительным орнаментом.
У туалетного столика с овальным зеркалом, уставленного шкатулками, стояла банкетка с гнутыми ножками.
Глаза упёрлись в покрытый чёрным лаком трёхдверный платяной шкаф с арочным навершием и резьбой, с выдвижными ящиками внизу и зеркалом во весь рост на центральной дверце. Рядом с ним такого же цвета комод. Из-за него выглядывал угол софы, застеленной клетчатым пледом.
У второго окна приткнулся столик для рукоделия с незаконченной вышивкой в прямоугольных пяльцах и выдвинутой подвесной корзиной с аксессуарами.
Стены спальни — с поясной отделкой деревянными панелями по нижней трети — декорированы тканью золотистого цвета с мелким редким цветочным рисунком. Стена между окнами, полностью обшитая буазери, была увешана литографиями в лёгких рамках. Что на рисунках, Ольга не разобрала: мешала скопившаяся в углах темень и небольшой размер печатных оттисков.
Развёрнутый к окну секретер оказался открытым. Поразило обилие ящичков и ниш для хранения рукописей и ценных бумаг. На его откидной крышке стоял… настольный этюдник? Рядом лежала большая папка с выглядывающими из неё белыми листами. Ольга сильнее вывернула голову, всматриваясь. Шейные позвонки подозрительно хрустнули, в ухе стрельнуло довольно чувствительно для иллюзорного присутствия в потустороннем мире.
Морщась, она устало закрыла глаза. Ядовитыми ростками прорастало сомнение: уж очень правдоподобным казался сон! Пальцы поглаживали прохладный шёлк одеяла. Ольга скользнула под него руками, собрала сорочку на талию и ощупала живот. Там у неё был шрам. Теперь его нет. Мелькнула тревожная догадка: это не её тело! Хотя, во сне всё может быть и не стоит ничему удивляться.
Сухой короткий стук двери прервал размышления. Ольга, вздрогнув, открыла глаза.
Сиделка вскочила и отошла за прикроватный столик к стене, зашептала:
— Мистер Пэйтон, вот…
К кровати приблизился мужчина в годах: среднего роста, в расстёгнутом пиджаке и сумкой в руках, похожей на саквояж. На объёмном животе, затянутом в тесный жилет, блеснула массивная цепь карманных часов. Из-за его спины выглянуло бледное женское лицо.
Он, не дойдя до Ольги, остановился, будто споткнувшись. Удивлённо уставившись на неё, воскликнул:
— Как?! Разве леди Хардинг ещё не упокоилась?
Ольга повела бровью: приехали. Она в теле какой-то леди и все ждут её смерти? Весело! С интересом слушала разговор.
— Господь с вами, — закрестилась сиделка.
