Алёна Алексина - Перехлестье
Стоявший незамеченным Глен высоко поднял брови, наблюдая затейливые перемещения диковинной незнакомки. Извернувшись всем телом в сторону двери, девушка медленно шла вглубь избушки, переставляя непослушные ноги. Какая борьба с собой! Она даже пыталась зацепиться пальцами за стену, чтобы остановить неподатливое тело и прошипела: «Век вам за это ходить на самых высоких каблуках, предатели, проклятые».
«Веселая девчонка», — подумал колдун. Он впервые видел, чтобы женщина так яростно и задорно боролась с собственным страхом, не замечая ничего вокруг. Даже самого очевидного — того, что сопротивление… бессмысленно.
— Закрой дверь, — приказал мятущейся жертве утомленный женский голос, в котором не слышалось и тени жизни.
Но, та, к кому был обращен этот приказ, продолжила стоять неподвижно. Только хмурила брови и шевелила губами. Не понимает! Парень хмыкнул — интересно. Насколько ему было известно, единый язык понимали абсолютно все. Откуда же принесло эту кудряшку? И как хорошо, что Глен в силу своего, хм, положения понимает все, что она говорит.
А Васька и не подозревала, что за ее попыткой выжить в жестокой тьме старой зимовки наблюдает посторонний. Она подумала-подумала и сказала с расстановкой:
— Я. Вас. Не. Понимаю. Совершенно.
— Дура! — ответила обитательница хижины.
Видимо, обиделась.
Глен прислонился плечом к дверному косяку, продолжая наблюдать за происходящим — уж больно любопытно все выглядело.
Короткое заклинание, брошенное хозяйкой землянки в гостью, заставило последнюю поморщиться, что еще больше удивило колдуна. Обычная девушка чувствует колдовство?
— Закрой дверь.
Теперь она понимала. Еще бы, магия и не на такое способна. Вот девушка вздохнула, еще сильнее нахмурилась, и отправилась выполнять приказ. Мужчина слегка посторонился, зная, что его не увидят, но, не желая оставаться за стенами хижины.
Слабое свечение озарило убогое жилище: закопченные стены, земляной пол, остывший очаг, какую‑то рухлядь по углам и лежанку с облезлыми шкурами и тряпьем поверх грубых досок. На ложе покоилась обитательница жутковатого дома. Ее нельзя было рассмотреть в ущербном свете волшебного огонька, получалось лишь угадать очертания человеческого тела.
— Подойди. Быстро, — приказала лежащая без сил женщина.
Скрипнули зубы. Гостья не хотела подчиняться. Хм. А лошадка‑то с норовом!
— Может на коленях подползти и облобызать стопы? — спросила нахалка, не двигаясь с места.
Глен мысленно зааплодировал.
— Подойди!
И снова тягучая волна чужой силы пронеслась в затхлом стылом воздухе, обвилась вокруг лодыжек строптивой особы и потянула, подчиняя себе волю.
Ноги сделали несколько шагов вперед, вопреки воле и желанию разума. Организм Лисы с такой готовностью кинулся исполнять команду, что девушке оставалось только с интересном наблюдать за его горячечными действиями.
— Встань у окна, — незамедлительно последовал новый приказ.
Вероломные ноги отчеканили пару шагов в нужном направлении. Васька навытяжку замерла в полоске тусклого света, безуспешно таращась в подсвеченный жидким сиянием полумрак. Она все попыталась рассмотреть хозяйку хижины, но тщетно — так, копошилось что‑то под рваными одеялами. Голос был не молодой и не старый, а звучал с царапающим слух неблагозвучием.
Обитательница землянки молчала, о чём‑то размышляя. Наконец, пробормотала под нос нечто неразборчивое и сжалилась:
— Возле очага кузов. Переоденься в сухое.
А вот эту команду девушка исполнила даже с азартом — на радостях тело и рассудок решили не конфликтовать.
В углу и впрямь нашёлся глубокий плетёный короб. Василиса наугад выхватывала из него скомканные тряпки и одновременно с этим сдёргивала с себя мокрую одежду. Если б не царивший в избёнке холод, счастье было бы беспредельным. Вновь обретённые предметы гардероба оказались на диво архаичными — платье с юбкой до пола, короткий полушубок, пахнущий пылью и прелью, шерстяной платок. Пока гостья торопливо облачалась в этот архаический, но сухой и подходящий сезону наряд, хозяйка лачуги о чем‑то размышляла.
Однако стоило девушке закончить с переодеванием (а возилась она довольно долго, так как путала то подол с рукавами, то рукава с панталонами), и обитательница землянки приподнялась на топчане, простирая вперед руки. Глена поразило то, какими красивыми они оказались — белые, изящные, уж точно не такие должны быть у обитательницы убогого лесного домишки. Эти холёные ладони никогда не знали работы, труда, забот и только отсутствие обоих мизинцев выдавало принадлежность женщины к магам. Не колдунья. Магесса…
Сглотнув, мужчина пожалел, что поддался любопытству.
— Забери!
Казалось, этим приказом невозможно пренебречь, но та, к кому он обращался, спрятала руки за спину, не желая поддаваться. Она сжала зубы, хотя вся тряслась, словно от озноба, и отрицательно замотала головой, не желая подчиняться.
Глубоко вздохнув, обитательница избушки забормотала заклинание. От услышанного на коже Глена дыбом поднялись все волоски. Старинное заклятие перехода магической силы, на которое не нужно согласие! Запретное. Жестокое. Оно полностью уничтожит девчонку. Не думая, не рассуждая, Глен кинулся вперед, отталкивая дуреху от магессы.
— Забери-и-и! — завизжала в этот миг разъяренная волшебница.
Батюшки-светы! Васька, не ожидавшая таких воплей, пригнулась и одновременно шарахнулась в сторону. В этот миг молодая белая рука сумасшедшей жительницы землянки сделалась костлявой и старой. Морщины смяли нежную кожу и под ней — дряблой и землисто-серой — резко обозначились кривые прожилки набухших вен.
В общем, не каждый день доводилось Ваське узреть подобную гадость. Ужас, отвращение и паника подстегнули лучше кнута, и, резко развернувшись, девушка вылетела из хижины прочь, подгоняемая беспросветным ужасом и одним, но очень острым желанием — исчезнуть.
Не переставая визжать, Василиса мчалась по сугробам, задрав проклятые юбки до самого подбородка. Она бежала и орала, орала и бежала.
— Тпру-у-у!
— А-а-а!
Эти два возгласа слились в один, породив некий гибрид между «ура!» и воплем слона в джунглях.
В этот самый миг Лиска поняла, что стоит посреди наезженной лесной дороги, прижимает скомканный подол своего одеяния к груди и продолжает визжать. Но уже без души. По инерции. Поэтому она захлопнула рот, резко оборвав свою «песнь». И так наголосилась, чуть желудок не застудила.
Поэтому девушка чинно разгладила мятую юбку, принимая благолепный вид. И хотя одно веко у нее все еще слегка подергивалось, Васька даже улыбнулась.