Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц
Кейрен спешился и, забросив поводья на сук, поспешил к Таннис.
- Ты как? - он снял ее с седла, но на землю не поставил.
- Мне… пожалуй, понравилось, - Таннис стянула перчатку и погладила его по щеке. - Сидишь себе, а она идет… Красота! Отпустишь?
- Неа.
- Я тяжелая.
- Это тебе кажется…
- Ты расстроен.
И ведь соврать не получится, она на удивление тонко чувствовала его ложь. И его настроение. И с настроением этим умела ладить.
- А еще у тебя уши замерзли, - теплые ладони прижались к ушам.
И вправду замерзли.
Кейрен потерся носом о жесткий ее рукав.
- Это из-за той старухи? - Таннис заглянула в глаза. - Она донесет твоим родителям, что ты опять меня выгуливал?
- Прогуливал. Выгуливают собак.
- Хорошо, - легко согласилась Таннис. - Она донесет, что я тебя выгуливала. Это запрещено?
- Не принято.
Опасные вопросы, которые раньше и вопросами не казались, но напротив, неписанные правила спасали Кейрена от лишних забот.
- Почему?
- Потому что… - он взгляд отвел. Как объяснить Таннис, что ее пребывание в парке днем неуместно? Что сам ее вид оскорбил и леди Ольмер, и бесцветную ее племянницу? А заодно и матушку Кейрена? Что любовниц не принято выводить… ладно, не в свет, но в театр.
И в магазинчик старика Кассия, где пахнет книжной пылью и чернилами, а на полках бок о бок живут и любовные романы, и философские трактаты, и садоводческие календари. И в задней части магазина, за шелковой ширмой прячутся столики, где можно присесть с приглянувшейся книгой… Таннис понравился старик, а она - ему.
…вот только книги он обещал присылать на дом.
…сами понимаете, господин Кейрен, мои клиентки не одобрят…
Понимает.
Но принять не выходит. И все-таки Кейрен ее опустил на землю, но отступить не позволил, прижал к себе.
- Я тебя не отдам.
- Бестолочь ты, - Таннис взъерошила ему волосы. - Рано или поздно…
- Никогда.
- Кейрен… - она разомкнула кольцо его рук. - Давай не будем об этом? День хороший… смотри, утка! Жирная какая! А на курсах нам показывали, как утку готовить с черносливом…
Утка выбралась на берег и, отряхнувшись, заковыляла к лошадям. Она была толстой и неповоротливой, ко всему вряд ли догадывалась о коварных планах Таннис… а та говорила о своих курсах, и варенье из красной и белой смородины, которое у нее получилось лучше, чем у остальных, и значит, недаром Таннис столько времени потратила, гусиным пером косточки выковыривая… и о других курсах, где ее тоже хвалили и…
Голос был неестественно бодрым и, когда она, устав говорить, замолчала, Кейрен снова ее обнял.
У них есть этот день.
И пруд.
Утка растреклятая, лошади. А дома ждет камин и клетчатый плед с винным пятном…
…спящим, он казался таким беззащитным.
По-прежнему худой, и жилистый, с бледной кожей, которая на локтях была шершавой, треснутой. И Таннис гладила трещинки. Знала - не проснется.
Сон у него был на редкость крепким.
И хорошо. Можно смотреть, не боясь быть застигнутой. Не то, чтобы она делала что-то неприличное, из того, о чем не принято говорить - а как Таннис усвоила, многие темы являлись запретными - но было бы как-то неловко.
Сколько им осталось?
Дни?
Недели?
Месяцы? И даже во сне Кейрен продолжает гадать, оттого и хмурится. А она, дотянувшись до губ, гладит их, нашептывая:
- Я здесь.
Рядом. Пока еще… быть может, повезет и их связь продлится год… или даже два. Сколько бы ни было, своего Таннис не отдаст. Будет больно? Обязательно будет, она ведь с самого начала все понимала правильно. Кто она?
Она уже сама не знает, кто.
Прежняя Таннис мертва, а новая… содержанка?
…Кейрен повернулся и, не открывая глаз, пробормотал:
- Что?
- Ничего, - она потерлась носом о его щеку. - Спи.
- О чем ты думаешь? - спросонья его глаза были темными, черными почти. И Кейрен жмурился, давил зевок.
- Ни о чем.
…о том, что эта жизнь, одолженная, красивая, как рождественская открытка, так и останется чужой. Таннис тесно.
В корсетах.
В чулках шелковых, окаймленных колючим кружевом. Подвязки жмут, а пышные юбки мешают ходить. Да и ходит она иначе, держит осанку… леди Евгения порадовалась бы, наверное.
А Войтех? Увидел бы он леди или как остальные?
Нет, никто ничего не говорит, ведь Кейрен платит за курсы… за все он платит и злится, если Таннис пытается сказать, что она сама справится. Но правда в том, что нет, не справится. Без него тяжело.
А будет еще тяжелее.
…она уже другая, но… леди никогда не станет. И дают ведь понять. Вежливо. Улыбочкой рисованной, от которой внутри все леденеет. Движением бровей. Небрежным кивком и рассеянным взглядом, когда кажется, что смотрят не на нее, а сквозь нее.
Таннис терпит.
И учится.
Ей плевать, что думают остальные, благонравные девицы, которые не желают иметь ничего общего с такими, как Таннис. Но им приходится, потому что за Таннис платит Кейрен, и даже не в деньгах дело, в имени, в гербе, в родовом перстне, который он по-прежнему носит.
Пускай.
Надо взять все, что получится.
Варенье это из красной и белой смородины… утку растреклятую, которая вышла жесткой, как подошва, хотя Таннис все делала верно… пейзажи акварелью… искусство декламации…
…и эти ночи вдвоем.
Вечера.
Когда он приходит уставший… домой. Он так и говорит, что домой, и наверное, вправду верит. Наивный по-своему. Пускай. Есть еще время.
На двоих.
Для двоих.
Но когда-нибудь оно закончится и тогда… будет объявление в "Светской хронике". И Кейрен, отводя взгляд, заговорит о том, что на свадьбе настаивает семья, и что свадьба ничего-то не изменит… почти ничего. Просто где-то появится женщина, которая будет зваться его женой. И он станет возвращаться уже не в квартиру к Таннис, но к ней…
Наверное, будь Таннис другой, она нашла бы силы смириться. Ведь многие живут так, привыкают, приспосабливаются… а она не сможет. Пыталась представить, как это будет и задыхалась от боли.
Перетерпит.
Она сильная. Главное, уйти, разорвать связь, а там и раны залижутся, и жизнь начнется. Еще раз наново? Не привыкать.
- Почему ты плачешь? - Кейрен перевернулся на спину. - Тебя кто-то обидел?
- Никто.
Никто, кому можно было бы ответить за обиду ударом на удар.
- Тогда почему ты плачешь, - он поймал слезу на ее щеке и, дотянувшись, снял ее мизинцем.
- В глаз что-то попало.
И спеша уйти от опасных вопросов, Таннис наклонилась, прижалась к груди.
- Ты ешь, как не в себя, а все равно тощий… и мерзнешь.