Герцогиня: ветер судьбы - Марианна Красовская

Герцогиня: ветер судьбы

1. Искушение

Танец с веером – это не столько танец, сколько показательный бой. Девушка в танце демонстрирует гибкость, ловкость и точность, и все это – под музыку. Ни одного лишнего движения. Ни одной заминки. Ни одного неверного шага. Каждое движение подобно кинжалу – острое, меткое, поражающее цель.

Темнота – мой союзник. Помост для танцев освещается лишь светом масляных фонарей, уже изрядно прогоревших. И ещё широкие рукава – они моя защита. Потому что мне сложнее, чем другим девушкам: я не ниххонка. Если кудрявые волосы я ещё уложила в тугую причёску, смазанную маслом и яичным белком, то разрез глаз и их цвет не скрыть даже косметикой. А это значит – лицо всегда должно быть прикрытым веером или широким рукавом.

Этот танец – завершающая часть обязательного экзамена. Я сама так решила, несмотря на то, что родители отговаривали меня. С кинжалами и ловкостью было проще. Вот красота... тут недостаточно одних тренировок, тут нужно чутье. Грация. И то самое, что мужчины называют «искушением».

Внутренняя моя птица жаждет петь. В груди кипит нетерпение. Волнение последних дней почти выплескивается наружу, я уже даже стоять не могу, пританцовываю. Нет, никогда из меня не выйдет «охотницы»: я, скорее, приманка. Я просто умру от нетерпения. Как сейчас. Мой танец в самом конце, это и хорошо, и плохо. Плохо – что гости устали. Хорошо – что меня непременно запомнят. Надеюсь, запомнят как самую красивую, а не как неудачницу.

Чтобы успокоиться, я разглаживаю складки своего кимоно. Самое дорогое, самое красивое – отец не жалеет на меня денег. Даже у дочери дзёнина нет такого шёлка, что светится изумрудом трав и россыпью полевых цветов. Разглядываю роскошную вышивку, ковыряю ее пальцем, то и дело одергивая себя. Невозможно! Меня всю трясет от волнения. И почему я не воспользовалась мамиными успокаивающими зельями?

Музыка стихает, и Есинага Кио, моя главная конкурентка и лучшая подруга выскальзывает из-за занавеса и шелестит мимо, едва ощутимо задевая меня рукавом. Я дергаюсь, как от удара. Ени ничего не делает просто так. Но проверять, всё ли в порядке с моим нарядом, уже поздно. Играет музыка летнего дождя, а это значит, что мне нужно выходить.

И я выплываю. Вполоборота, прикрыв лицо веером. Кружусь, взмахивая своим оружием, гнусь волной, перетекая из одного движения в другое, подбрасываю веер и ловлю его у самого пола, прогибаясь, касаясь висячими цветочными заколками подола платья. Расправляю крылья рукавов, прячась, ускользая, ловя каждый звук струны, каждый перезвон мелодии.

Я – птица. Я гордо расправляю перья, я красуюсь, я прячусь в траве. Я бабочка – легкая, изящная. Я дракон – убивающий врага одним обманным ударом хвоста.

Прикрывая лицо рукавом – у меня все движения такие – незаметно достаю из-за пояса второй веер... и пояс падает к моим ногам. Ени ухитрилась подрезать его! Она знала мой танец наизусть и все просчитала! Складки кимоно расправляются, теперь мне ещё приходится следить, чтобы моё одеяние не разошлось. Не пристало майко показывать что-то, кроме кистей рук.

Танец удалось закончить с немалым трудом. Я ухитрилась даже отбросить несчастный пояс ногой – чтобы не споткнуться об него нечаянно. Последний взмах крыльев: я опускаюсь на колени спиной к зрителям, позволяя высокому вороту кимоно соскользнуть вниз, так, чтобы обнажился беззащитный затылок и тонкая шея. Отчего-то мужчин заводит эта часть тела.

Я была права: дружный вздох прокатился по той части зала, где сидели зрители. Вряд ли бы обычный поклон вызвал такую реакцию.

Покидала помост победительницей – гордо выпрямив спину, не оглядываясь. Знала, чувствовала, что я лучшая. О, если бы я пожелала участвовать в торгах за восход своей луны – была бы самой дорогой майко. За дверями меня ждала мама. Она всегда поддерживает меня. Отец, к счастью, не знает, что я тут. Хоть стыдиться мне нечего, танец был абсолютно пристоен и очень целомудрен, но то, что начнётся потом... и неважно, что я в этом не участвую. Нет, он бы не ругался. Молчал бы, так холодно поглядев на меня… Он одним взглядом умеет передавать недовольство своей излишне порывистой дочерью.

– Ты прекрасна, как всегда, – сообщила мне мама. – Держи, я принесла тебе одежду.

Я быстро скинула тяжёлый шёлк и надела простой костюм служанки: широкие штаны и простое чёрное кимоно без рисунка. Смыла с лица грим. Распустила волосы. Мама тем временем аккуратно сложила скользкий тяжелый шелк в большую суму.

– Хочу послушать, что они говорят, – призналась я маме. – Ужасно любопытно!

Она кивает.

Настоящая служительница Луны должна быть холодна и невозмутима, но я не собираюсь становиться ею, да и нет внутри меня ни холода, ни терпения. Поэтому я крадусь вдоль стены, а потом ловко карабкаюсь на деревянную балку возле окна, нисколько не удивляясь уже притаившейся там серой тени.

– Последняя хороша, – говорит кто-то.

– Она хороша в танце, но внешне – дурнушка, – лениво возражает сидящий в левом углу мужчина.

– С чего ты взял, Ю-Вей?

– Она лицо закрывала постоянно. То рукавом, то веером. Или шрам у неё большой, или нос кривой, или родимое пятно на половину щеки. Остальное-то макияж скроет.

Ишь, какой внимательный!

– Бр-р-р, а ты прав, пожалуй. Так что же, не будешь её покупать?

– Только её и купил бы, сам понимаешь.

Отчего-то мужчины разражаются хохотом, а мне непонятно. Ени тоже пожимает плечами. Мужчины обсуждают нас всех... называют цены. К примеру, за Ени предлагают аж две тысячи риссов. Очень заманчиво. Меня не хочет никто. Я не собиралась участвовать в торгах, но теперь меня это злит. Незнакомый мне Ю-Вей все испортил. Приподнятое настроение улетает прочь, как птица. Я соскакиваю на землю и запрокидываю голову, делая вид, что рассматриваю звёздное небо, а на самом деле – загоняя обратно непрошенные слезы. До чего ж обидно, когда тебя – самую лучшую – просто смешали с грязью.

– Я, пожалуй, соглашусь, – сообщает мне Ени с совершенно равнодушным лицом. – Две тысячи риссов – это очень много. Немного потерпеть – и такая сумма! Все равно мне придётся от девственности избавляться, так хоть красиво и за деньги.

Я передергиваю плечами. Хоть и училась вместе с Ени, но все равно – мне её жаль. У неё нет выбора, на самом деле.

Впрочем, у меня тоже.

– А ты ловко с поясом выкрутилась, –