Ученица Темного Лорда (СИ) - Силаева Ольга

Пролог

Кира не спала.

Последние две ночи она вообще не могла спать.

Она перебирала детали последнего ритуала и не понимала, что пошло не так. Почему после долгого романтического стояния под снегом, после букета роз, после всего, что между ними было, не говоря уж о долгих, страстных и незабываемых часах вместе, профессор Деннет объявил, что всё кончено? Что она — единственная, кто мог вернуть ему память, которой он был насильно лишён, была больше ему не нужна?

Может быть, дело было в последнем ритуале, который они проводили в подземелье? Когда попали в воспоминание Киры?

Тёмная комната с сияющими в круге рунами, фигура Тёмного Лорда, закутанная в маскировочную магию, перстни-артефакты на его пальцах, маленькая Кира, лежащая на полу…

Тёмный Лорд спас ей жизнь в ту ночь в благодарность за услугу, что она ему оказала. А профессор Деннет спас жизнь взрослой Кире.

Спас — и немедленно бросил. И совершенно не потому, что боялся за её жизнь, а из-за чего-то, что понял или узнал сам. Кира успела считать его эмоции — в них была боль потери, но куда сильнее были шок и неверие.

Что же он узнал, что видел в воспоминании, какую деталь, что не заметила она…

Может быть, он понял наконец, почему потерял память? Какое преступление совершил, какое запретное знание узнал, чтобы Протекторы отдали приказ?

Кира закрыла глаза. Ей нужно было уснуть и выспаться. Сегодня она уезжала к Райли, прекрасному, героическому, открытому и доброму Райли Хили, сыну главы Протектората и победителю Тёмного Лорда. К молодому человеку, которого она называла своим лучшим другом.

Хотя она прекрасно понимала, что он позвал её на новогодние каникулы в своё родовое поместье вовсе не поэтому.

Что ж, Кира Риаз теперь была свободна и вполне могла ответить на его чувства. И к дьяволу прошлое: сегодня она едет в новую жизнь.

С этой мыслью она сомкнула глаза.

Ей снился прекрасный сон. Что она лежит посреди своей кровати, глядя сквозь ресницы, а профессор сидит рядом и гладит её по волосам. На плечах его тёмной дорожной мантии лежит снег, за окном ещё предрассветное декабрьское утро, и она едва видит его в темноте.

А потом он наклоняется к ней и целует в губы.

Её никто никогда не целовал так, ни во сне, ни наяву. Когда губы едва касаются друг друга, но это прикосновение возбуждает сильнее, чем самая интимная ласка. Когда она лежит совершенно неподвижно, сонная и покорная, а поцелуй медленно будит её, пробуждает к жизни, заставляет потянуться к его губам, обвить шею, разбрасывая с его плеч снег, выдохнуть в приоткрытый рот — и поцеловать снова, уже новым, глубоким поцелуем, когда два тела сливаются в одно, и каждый продолжает другого.

И только проклятая одежда, эта длинная тёплая ночная рубашка… Кира сонно мысленно выругалась. Почему ей не приснилось, что она спит лишь в тонких прозрачных чулках, так, как она спала раньше по приказу профессора — и больше ни в чём?

Сильные руки с тонкими пальцами отогнули одеяло, не переставая её целовать, и открыли её тело в ночной рубашке до бёдер. Кира потянулась навстречу, но проклятая ткань, спускающаяся до середины икр, даже не подумала задраться. Впрочем, зато видение профессора из её сна не увидит её коротких тёплых панталон, что было очень и очень кстати. От такого зрелища, мрачно подумала Кира во сне, тут же пропало бы любое желание.

Но всё это было неважно. Он целовал её, впервые в жизни, пусть даже это было во сне. Отпуская её ждущий рот, покрывая поцелуями глаза, краешки губ, вьющиеся рыжие пряди; прикусывая мочку уха и вновь отпуская. Он умел и любил целовать её, и лишь тонкая боль в её сердце напоминала ей, что наяву профессор не коснулся её губ ни разу.

Ведь это был жест любовников, а они были магом и его донором, интимность между которыми была нужна, чтобы раскрыть её чувственность, не больше. По этой же причине он так и не лишил её невинности, оставив это тому, кого она по-настоящему полюбит. Если бы не клятва на крови, которую Кира опрометчиво дала своей погибшей соседке, пообещав, что завершит за неё ритуал, её с профессором и вовсе бы ничто не связывало. Особенно теперь.

Но это было наяву. Во сне всё было иначе.

Во сне его руки обняли её грудь через плотную ткань ночной рубашки, а потом сжали и потёрли напрягшиеся соски, вырвав у неё стон. И тут же заглушили поцелуем. Мужчина в дорожной мантии, чьё лицо она едва видела в темноте, наклонился к ней, и она тут же подалась вперёд, вжимаясь в его тело, ловя его губы.

Его руки скользнули по её бёдрам, и Кира охнула, почувствовав, как ночная рубашка на ней задирается до груди. Его губы, легко коснувшись её рта, тут же оказались на её обнажённом животе и двинулись ниже… пока не встретили препятствие в виде её совершенно старомодных и неподходящих для ночи любви панталон. Когда его рот коснулся резинки, Кира залилась краской.

Раздался тихий смех, и Кира почувствовала, как одеяло окончательно улетает прочь, а её ноги сгибают в коленях и разводят в стороны. Она протестующе ойкнула, почувствовав, как с неё слезают панталоны, но тут же предвкушающе застонала, когда его губы, осыпающие низ её живота поцелуями, заняли их место.

Она была почти обнажённой… в своей тёплой постели… рядом с ним. Это был очень хороший сон.

Он целовал её живот, бёдра, колени. Кира жалобно застонала, выгибаясь, и он тут же накрыл её грудь своим ртом, обхватил обе груди ладонями. Хозяйским и одновременно бережным жестом. Жестом мужчины, который хотел её.

— Раздевайтесь, — шепнула она.

Мужчина, сидящий на её кровати, покачал головой.

— Ну тогда я сама вас раздену, — пригрозила Кира. — Это ведь мой сон.

Она потянулась к завязкам плаща над его дорожной мантией. Но едва она коснулась их и дёрнула, как её ночная рубашка слетела вверх через руки, а сами руки тут же оказались притянутыми друг к другу за стиснутые запястья. Кира попыталась вырваться, но в следующую секунду её запястья перехватила мягкая лента, и они оказались закреплены над изголовьем, на причудливо изогнутом кованом крюке.

Это куда больше походило на профессора, подумала Кира, закрывая глаза: видение в её сне вело себя так же, как и он.

И ей было так же хорошо.

Он снова поцеловал её, склоняясь над ней, и в следующий миг его плащ накрыл их обоих: её, нагую, и его, полностью одетого. Кира подалась к нему бёдрами, и его руки тут же сжали их, не отрываясь от её губ. Его пальцы проникли внутрь, и она сама распахнула ноги шире, готовясь принять его.

Если это и впрямь был сон, пусть бы он не кончался.

— Пожалуйста, — шепнула она. — Сейчас.

Раздался шорох ткани, и Кира замерла. Неужели сейчас он… неужели ей приснится, что…

Его пальцы не переставали её ласкать, готовя её к тому, чтобы он медленно вошёл в неё — или мощно и неодолимо ворвался. Но это было не нужно: Кира уже была влажной, готовой, и шершавые подушечки пальцев, гладящие маленький бугорок между ног, только продлевали пытку.

— Не дразните меня, — хрипло прошептала она. — Я же… я же не железная, я…

Он сдвинулся, упершись ей прямо между ног, но вместо того, чтобы триумфально завершить движение и сделать её своей, присвоить, порвав последнюю преграду — снова коснулся её губ. И это было слаще любого возможного соития, любой ласки. Потому что его поцелуй значил, что он любит её. И сейчас, в эту самую минуту, он целовал её, как любимую и желанную женщину, от которой не уйдёт ни один мужчина. А сам он пройдёт через снежные горы и глубокие пропасти, уберёт с дороги всех её врагов и исполнит все её заветные желания, только чтобы быть рядом с ней.

Кира хотела обвить руками его шею, но могла лишь податься ему бёдрами навстречу, ожидая самой главной минуты её сна.

— Вы, — шепнули её губы. — Ты…

Сейчас.

Но он отступил. Отступил, зарывшись лицом в её волосы — а в следующую секунду она почувствовала, как вздрагивают его плечи.