Раутборд Шугар - Сладость мести
Внятный шепот донесся от гостей, отразившись от трех гигантских шарообразных хрустальных люстр, висящих под золочеными арками гигантского зала.
— Мон дье[20]! Ожерелье! Он подарил ей ожерелье королевы. — Сириэлл яростно раздавила о тарелку сигарету «Голуаз»[21]. Поданная закуска — белужья икра, обрамляющая окрашенное в золотистый цвет яйцо-пашот, — напоминала лебедя, плывущего, как по холодному высокогорному баварскому озеру, по тарелке из лазурита.
Кингмен, повернувшись, с тихим ужасом наблюдал это вопиющее надругательство. Сигарета в тарелке, о Боже! Однако крайне раздраженный итогами встречи с бароном и мучась от невозможности раньше времени покинуть ужин, он был рад встретить вольного стрелка в этом скопище супертяжеловесов от финансов и политики, восседающих на васильково-атласных зачехленных креслах с тесьмой и кистями размером с кисть маляра.
Да, встреча не удалась. Барон упорно не желал поддаваться на манипуляции с цифрами кингменовских экспертов и улещенья самого Беддла. Итак, барон не желает садиться с ним на одну доску. «Кингаэр» входит в пике.
— Я — единственная, кто имел бы право надеть на себя это ожерелье после королевы! — Сириэлл прикурила еще одну сигарету, швырнув спичку в лазурное вагнерианское озеро. — Это ожерелье принадлежало принцессе Александре Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбургской перед тем, как она стала королевой Англии. Году в 1890 дед Вольфи приобрел его. Он обожал драгоценности. Они были его страстью. Лучшие из них он носил сам. — Сириэлл с улыбкой чертовки повернулась к Беддлу.
Все, о чем смог подумать в ответ Кингмен, было: «Интересно, присутствует ли кто-нибудь из Шлезвиг-Голъштейн-Зонденбург-Глюксбургских на вечере, а если да, то не соблазнится ли он на предложение финансировать обанкротившуюся авиакомпанию?»
Кинг изучал барона, баронессу и ожерелье, пока чета хозяев шествовала по лестнице в зал. Ожерелье было украшено орнаментом в виде корон, для вящей убедительности. В нем, как сообщила Сириэлл, насчитывалось сто одиннадцать крупных безупречных морских жемчужин и две тысячи алмазов. Королевское достояние, в оправе, исполненное в византийском стиле. Несколько жемчужных ниток, вперемежку с нанизанными на них алмазами, на которых крепятся гирлянды из медальонов, инкрустированных морским жемчугом с солидными алмазами в центре. Все это творение ювелирного искусства обрамляло длинную шею Фредерики, бросая волшебный свет и делая хозяйку как бы продолжением этого произведения искусства. Две крупные грушевидные жемчужины свисали по краям, представляя собой такую ценность, что их застраховали отдельно от остального ожерелья, ниспадающего до несуществующих в природе Фредериковых грудей.
Кингмен уже успел выяснить, что соседка справа вряд ли станет для него утешением, поскольку сидящая там полуцарственная особа — она могла бы стать королевой Франции, если бы Марию-Антуанетту не обезглавили, а Наполеон не родился бы на свет, и т. д. и т. п. — бегло говорила по-французски, по-русски, по-итальянски, по-португальски, по-немецки и на хинди, но из всего английского знала лишь «О'кей». А потому Кингмен был обречен общаться со вздорной Фурией Сириэлл де Реснэ.
— И как только Вольфи в голову пришло жениться на таком барахле? — Сириэлл затушила бы третью за пять минут сигарету о тарелку Кингмена, если бы тот не изловчился поймать ее за руку, — сцена, немедленно отмеченная Оутси Уоррен, сидевшей за тем же столом наискосок. Приподняв брови и, без сомнения, сразу прикинув, как можно вписать этот эпизод в колонку Сьюки, она старалась не пропустить ни одного слова. — Баронесса! — она же просто мошенница!
Одна из андоррских принцесс, итальянский автомобильный магнат и французская кинозвезда, сидевшие за столом, обернулись, узнав в будущей мегере обманутую невесту барона, потеряли к происходящему всякий интерес: Сириэлл здесь была слишком хорошо известна.
— Знаете, эти гостевые карточки — издевательство надо мной и моим подарком! Баронесса нарочно оскорбила моего деда! — прошипела Сириэлл с весьма даже музыкальным французским акцентом. Она ткнула пальцем в миниатюрную картинку, копию «МАЛЬЧИКА В ГОЛУБОМ» де Реснэ в причудливой раме с ее именем, вписанным рукой художника в том месте, где обычно размещается табличка с названием картины и именем ее автора. На раме были проставлены также дата, название замка и имя младенца: Вильгельм Фредерик. И таких сувениров, броских напоминаний о событии, используемых одновременно как гостевые карты, с поразительным сходством имитирующих шедевр, оригинал которого был подарен Сириэлл ребенку Вольфи, здесь насчитывалось ни много ни мало четыре сотни.
— Эта шуточка — подлая и жестокая насмешка, чтоб вы знали. Все эти подделки, все до одной, нарисовал Отто Убельхор. Это пощечина! — Зажав между красных, налаченных, хищно загнутых ногтей горящую спичку, Сириэлл поднесла ее к убельхоровской подделке. — В голове не укладывается: копия шедевра де Реснэ — в качестве гостевой карточки!
Она подожгла карточку. Кингмен начал приходить в отчаяние. Необходимо было срочно сменить тему разговора.
— «Красное коварство»!
Сириэлл, подозрительно взглянув на него, защелкнула свою сумочку в виде медитирующего Будды, исполненную из листового золота, инкрустированного фальшивыми камнями.
— Вы пользуетесь карменовским лаком для ногтей «Красное коварство», ведь правда? — Он во второй раз прикоснулся к ее тонкому запястью.
— Ну, да. — Она одарила его улыбкой чеширского кота. — А как вы догадались?
— Я владелец «Кармен Косметикс», и это одна из тех штук, которые мы производим. Лак для ногтей.
Мощные звуки вагнеровской музыки заполнили зал. Вступил в действие оркестр, расположившийся на первом ярусе величественной лестницы. А Сириэлл уже приняла расслабленно-обольстительную позу.
— Какая острота глаза! — промурлыкала она. — Между прочим, я им пользуюсь и для педикюра.
— Вот! — Кингмен перевернул вверх ногами свой сувенир с имитацией картины де Реснэ и пододвинул Сириэлл ручку «Паша» от Картье. — Напишите ваше имя и адрес, и я пришлю вам ящик «Красного коварства». Я как раз приступаю сейчас к освоению европейского рынка, а пока что вам в Германии, вероятно, не так-то просто добывать этот лак.
Сириэлл откинула голову, демонстрируя свою длинную стройную шею, и кокетливо рассмеялась:
— Я живу не в Германии, но в любом случае можете послать мне лак в Париж или в Эз-сюр-Мер. Вы мне нравитесь, Кингмен. Вы отлично понимаете, где место таким подделкам, и не страдаете всеми этими мещанскими комплексами. Давайте поступим, как пещерные люди, и выцарапаем свое граффити на этом ничтожном холсте. — Когда она смеялась, ее шанелевские массивные сережки позвякивали, как колокольчики на ветру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});