Лина Серебрякова - Три года ты мне снилась

Вокруг царила обычная вокзальная суета. Спешили с чемоданами, везли на колесиках корзины и баулы, прощались, целовались. Пахло копченой рыбой, северными дарами для южных родственников. Все как везде. Разве что среди пассажиров чаще виднелись матросские воротники и бескозырки, и ни взрослые, ни дети еще не успели загореть.

Спешили по перрону и знакомые кавказцы, сноровисто вносили в три купе ящики и коробки со знакомыми наклейками. Клим усмехнулся, кивнул головой боссу. Тот стоял, скрестив руки, и наблюдал за погрузкой.

Отец и сын прошлись вдоль вагонов.

— Обижаешься на меня, Шурок? — тихо спросил Клим.

Тот вежливо уклонился от прямого ответа. Клим отметил почти взрослую тактичность сына. Видно, не дремала мать в его отсутствие, воспитывала детей, учила, чему надо.

— Не усекаю, скажем так, — отрывисто бросил парень.

«Н-да, — вздохнул Клим, — надо объяснить, а как? Попробуй-ка».

Он потер крутой бритый подбородок и убрал руки за спину.

— Завис я, сын, завис, как твой компьютер. Вот и все.

— Как это, батя? — снисходительно посмотрел сын. — А мой компьютер, между прочим, не зависает. Новая модель.

Клим закурил, взглянул себе под ноги.

— Новая модель — это замечательно, Шук. А я когда-то, в юности, видимо, выбрал для себя не ту дорогу. Попробуй-ка угадай в шестнадцать лет! И попался. Вроде все как у людей — положение, прекрасные дети, деньги. Живи-радуйся! Ан нет. Мелко мне, Шурок, пусто, бессмысленно. Глубины нет. Прочности, уверенности, а проще сказать, понимания. Живу как заводная игрушка, каждый день одно и то же.

— А у кого иначе?

— Я про себя говорю. Хочешь, секрет тебе открою?

— Хочу.

— Знаешь, почему я в море ходил?

— Ну?

— Не поверишь. Чтобы по берегу скучать. От себя убегал. Вернусь с рейса, тоска, скука, на берегу ничего не понятно, дел нет, заботы ничтожные... Ну и скорей на корабль, обратно.

— По берегу скучать?

— Точно. И волшебные сны про берег видеть. Сплошной самообман.

— Но ты же старпом! — Шук даже взмахнул руками.

Отец согласился.

— Поднаторел, это верно. А понимать — ничего не понимаю. Только душа горит, просто пылает.

Они замолчали. До отправления оставалось минут десять. Это много, когда душа твоя уже простилась с прошлым и весь ты устремлен в неведомую жизнь. Заметив, что босс своим тонким кавказским слухом ловит их разговор, Клим пошел вперед, к вокзальным часам.

Шагая возле отца, Шук хмурил брови, стараясь вникнуть в глубину отцовской души. Ну и дела. Нет, он не осуждал и по-юношески готов был восхищаться отцом, как всегда восхищался им, если бы не заплаканные глаза матери и сестры. И красавец корабль, которым он гордился перед друзьями, хотя, сказать по-честному, старпом — это еще не капитан, а у многих отцы были и капитанами. Вообще, у него были хорошие друзья. И все как один шли в морское дело. Кто в училище, кто в армию, на флот.

— Не жалко бросать корабль? — спросил он.

— Нет, — с неожиданной беззаботностью ответил Клим. — Наелся под завязку. Новая жизнь зовет. Не пойму какая, а зовет. А судно... там все в порядке. Уходить надо, пока все на мази, вертится, работает, когда и без тебя справятся. Ясно?

— Ясно. Пока просят остаться, да?

Клим усмехнулся, вспомнив недавние уговоры.

— Да, вроде того. Но это не главное.

— А что главное? — насторожился юноша и затаил дыхание, ожидая чего-то необыкновенного, что одним махом решит и его проблемы.

— Главное? — переспросил Клим и посмотрел на большие вокзальные часы. — Главное, думается мне, это твое решение.

— Решение? — брови Шука сосредоточенно сдвинулись.

— По-видимому, да.

Они снова помолчали, направляясь к вагону.

— В Москве один будешь? — ревниво спросил сын.

— Один.

— Силен, отец!

— А! — Клим махнул рукой. — Не сердись, Шук. Как устроюсь, вызову тебя. Поступишь куда-нибудь учиться. Москва все же!

— Спасибо, батя!

— Какой я батя! Бродяга вселенская, а не отец. Все, прощай. Привет всем.

Поезд уже набирал скорость. Вскочив на подножку, Клим помахал сыну рукой и прошел в купе.

4

Нельзя сказать, что Птичий рынок — место, малоизвестное москвичам. Многие любят проводить здесь выходные дни, особенно к весне и лету, и охотно покупают все, что душе угодно, душе природной, неприхотливой, потому что купить здесь можно предметы простые, необходимые для русского мужского удальства — лесного, лугового и речного времяпровождения с удочкой, ружьецом, рюкзачком за спиной.

Увы, что замечательно для одних, приезжающих сюда раз-другой в году, то, сказать по совести, малоприятно для других, живущих по соседству с Птичьим рынком. Их длинные слезные жалобы городским властям на неуместность скопления народа и животных в центре города, на неизбежные последствия этой скученности, долгое время оставались безответными.

Но грянули новые времена. Что-то изменилось. Зашелестели слухи, что Птичий рынок решено перенести в другое место и расположено оно так далеко от центра, на окраине, за кольцевой автодорогой, что уныние охватило и продавцов, и завсегдатаев рынка. Конечно, истинная ценность Птички, Птичьего рынка, открывается немногим. Потому и замахнулись на него, что не поняли этой его живой прелести.

Еще издали, на подходе к воротам уже встречают вас продавцы котят и щенков, впервые увидевших этот мир и ничегошеньки в нем пока не понимающих. Тут же предлагают цыплят, козлят, кроликов, не говоря уже о канарейках и попугайчиках. Где, в каком месте Москвы можно запросто купить козленка? Вот только волков не бывало. Хотя, по нынешним временам, может, и продали какого еще слепым щенком? На Птичке все возможно.

И это лишь на подходе.

На самом же рынке ровненько тянутся тесные рядки под узкими навесами. Чего-чего здесь только нет! Вот романтически развешаны рыболовные сети с мелкими, средними и крупными ячейками, на окуня, щуку, на семгу, на тайменя. Почему бы нет? Тут же выстроились удилища от самых простых до затейливых, профессиональных. А сколько банок и лотков с приманкой, с мотылем и червями! Вот красуются пустые аквариумы и тут же — полные воды, украшенные зелеными водорослями, гротами, гравийной засыпочкой. А какие рыбки! На любую мечту, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Вокруг стоят знатоки и говорят, говорят, как на восточном базаре. У каждого свой рассказ, свой случай, смех и хохот, анекдоты, шутки — и покупки уплывают к новым владельцам.

А клетки! Словно беседки! А в них желтенькие канарейки, голубые попугайчики, яркие тропические птицы, змеи, хомячки, мышки, белки.