Экзамен на выживание. Особенности любовного приворота - Кая Север
— Помо…ги…
А, нет, не мертвый. Я же отчетливо вижу, как он пытается двигать губами и говорить со мной.
— Вы ранены?
Только вот я не представляю, как лечить настолько, гм, обширные раны.
— По…мо…
— Да поняла я, поняла, — вздыхаю я, а после, задумавшись, замечаю особенно жирную личинку, ползущую по щеке этого несчастного больного, подхватываю ее и отправляю в рот.
Первая нормальная еда за весь день.
Уж не знаю, что это за магия умерщвления такая, ну или последствия опытов пресловутых некромантов, но ко мне даже зверюшек ни разу в таком состоянии не приносили, а тут — целый человек. Хотя, с тем, что он целый, я бы поспорила… Одергиваю простыню ниже, чтобы осмотреть масштаб бедствий. Как я и думала. Одежда вся истлевшая, грязная, следы гниения наблюдаются по всему телу. Кожа да кости… Ну вот и как его лечить? Ни лекарств, ни учебников, ничего… Эх, не на тот факультет меня запихнуть пытаются такими испытаниями, ага.
— Хр-х-хх…
— Да ну что ты, потерпеть не можешь еще немного? Поди, не первый день здесь находишься… Уж пять минут осмотра смирно полежать не в состоянии? — ворчу я, щурясь и пытаясь разглядеть в скудном источнике освещения наличие серьезных ран и повреждений пациента.
— Р-р-х-х…
— Да уж, повозмущайся еще, — подняв поочередно обе руки и осмотрев их, я принимаюсь осматривать грудь, живот, бедра, ноги, не обращая внимание на глухое рычание доставшейся мне в качестве подопечного нежити.
Хотя, если подумать… Какая же это нежить. Общается, вон. С трудом, но все же. А коли есть остатки сознания — значит, жив еще. А если жив — все остальное можно вылечить.
— Мне бы мой чемоданчик, — вздыхаю я, задумчиво запуская руки в карманы. — У меня ведь только зеркальная пыль да мясной пудинг…
Пальцы сами собой натыкаются на камешек, доставшийся мне по прибытии сюда, и я тут же замираю. Как же я могла забыть!
— Слушай, ты случаем не знаешь, может, это тебе поможет? — я подношу камень почти вплотную к ввалившемуся носу своего подопытного, потому что глазами, очевидно, видеть он не может, а так, быть может, и почует чего.
— Мхм…
Пусть ничего членораздельного мне ответить бедолага не может, я вдруг вижу, как камень начинает светиться в моей руке мутным желтоватым светом. А вслед за этим вдруг ощущаю неясное жжение в солнечном сплетении, разливающееся теплотой в груди.
Не знаю, что происходит, и что я делаю, но, похоже, делаю это верно.
На всякий случай закрываю глаза, полностью сосредоточившись на тепле, позволяя ему охватить все мое тело — оно ощущается как невероятно правильное, родное и уютное тепло, и я представляю, как оно окутывает не только меня, но и мужчину передо мной, согревая и обволакивая.
Я представляю, как это тепло обретает звук, переливаясь и распространяясь, словно самая дивная мелодия, какую только можно услышать, невиданный по своей красоте музыкальный инструмент, который способен вызвать мечтательную улыбку даже у самого мрачного и грустного создания на свете.
Воображаю, как тепло превращается в переливающиеся в каплях дождя солнечные лучи, сверкающие всеми оттенками цветового спектра, поражая мысли и разум, наполняя вдохновением и радостью, раскрашивая даже самые потаенные и глубокие уголки вселенной.
Чувствую, как тепло, что исходит от камня, способно обрести даже вкус — самый невообразимый и желанный, сводящий ароматом слюнные железы и вынуждающий урчать в нетерпении желудок, как оно слышится ароматами всех цветов, трав и специй, какие только можно попробовать и вкусить.
Все возможные чувства, какие только способно испытывать живое создание, сливаются в одно, самое желанное и невообразимое, невоссоздаваемое и от того на редкость ценное. Мое тепло превращается в истинную любовь, которую я всю свою жизнь мечтаю разлить по пробиркам и закупорить в бутылках.
Я не могу пока этого сделать. Но могу очень живо представить, как я это делаю, пока позволяю своей магии лечить этого полумертвого бедолагу.
Когда я наконец открываю глаза, улыбаясь во всю, то вижу, как почти все тело мужчины, к слову, почти восстановившее нормальный облик, опутывают крохотные, тончайшие золотые нити, искрящиеся светлячками магических частиц. Камень почти полностью потух, но не он сейчас занимает мое внимание. Наспех убрав его обратно в карман, я завороженно наблюдаю за своим пациентом, который, еле-еле подняв дрожащие руки, стряхивает с себя остатки мертвых личинок и, наконец, пытается сесть.
Такой высокий… И серьезный. И волосы такие необычные, почти совершенно белые… Красивый.
Кажется, я краснею. Благо, в темноте не видно.
— Еда, — хрипло, но уже куда более понятно говорит незнакомец, в упор прожигая меня взглядом.
— О… — тут же от радости я чуть ли не хлопаю в ладоши, — Какая удача! У меня ведь и впрямь есть еда!
В следующие четверть часа я завороженно наблюдаю за тем, как мой пациент поедает мясной пудинг, размазывая по щекам и подбородку жир и масло, буквально стекающий по его пальцам.
Надо бы раздобыть ему нормальную одежду… А еще лучше — мантию. Впрочем, этим, наверное, работники академии займутся, верно?
— Я прошла испытание, да? Или тебе еще что-то нужно? Я ведь тебя вылечила уже, так что…
Замерев, незнакомец уставляется на меня своими стальными серыми глазами, совершенно не мигая.
— Ты… Вылечила, — утвердительно говорит он.
— Ну... да, — пожимаю я плечами. — Это ведь и было мое вступительное испытание? Ты попросил тебя найти, я воспользовалась зеркальной пылью, нашла способ отпереть эту дверь, воспользовалась выданным артефактом… Кто бы что ни говорил, но я считаю, что мне можно поставить отметку выше среднего. А ты как думаешь?
— Ты вылечила, — снова повторяет красавчик, по-прежнему ни разу не моргнув.
— Да… — уже чуть подрастерявшись, снова соглашаюсь я. — Я Вайолет, кстати… Вайолет Грин. Ну, если тебе вдруг важно. Или если спросят.
— Вайолет… — повторяет мое нерадивое испытание, и наконец моргает.
Очень медленно.
— А тебя как зовут? — внутри меня начинает подниматься странное подозрение, но пока я все еще стараюсь держаться как можно более дружелюбно.
— Мо… Морт.
— Невероятно приятно, Морт, — сама же я ощущаю, как голос начинает дрожать от невесть откуда взявшегося страха, и стараюсь себя не выдать.
Что-то мне подсказывает, что не испытание я завершила… А сотворила что-то очень, очень, очень неправильное.
— Ты вылечила, — снова
