Эмма Ричмонд - Роковой мужчина

– Да уж, – согласилась она. – Скорее всего, не такой. Та девушка в студии, потом Дженни…

Он дотронулся до ее лба и нахмурился.

– Вставайте, я отведу вас домой.

Он помог ей подняться на ноги и обнял одной рукой для поддержки.

– Вы можете идти?

Она понятия не имела. И он выглядел не слишком озабоченным. Скорее отстраненным и вежливым.

– Мы идем не туда, куда надо, – запротестовала она несколько минут спустя.

– Все правильно, – сказал он.

Сильно занервничав, она остановилась и посмотрела на него.

– Я вовсе не хочу идти к вам домой.

– Но ведь именно там мы исполним свои желания.

– Я не могу иметь с вами никаких отношений, – слабо воспротивилась она. – Я не имею права, пока не закончится мой контракт с «Верлейн». В договоре есть пункты…

– Но кто об этом узнает?

– Я.

Глядя сверху вниз на ее обеспокоенное лицо, он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее носику, по ее губам.

– Насколько я понимаю, в договоре есть пункты о недопустимости разглашения близких отношений, о необходимости быть сдержанной, не давать повода для сплетен, но нет такого пункта, который запрещал бы вам иметь связь с мужчиной. Я немного знаю о контрактах, Гита, и могу быть очень осторожным. Идем.

В его власти над ней было что-то гипнотическое; больше она не протестовала, а позволила ему отвести себя к поместью. Но всю дорогу продолжала размышлять об этой власти, и тревога не покидала ее.

Мельком она глянула на его профиль, в надежде уловить какое-нибудь более мягкое, нежное выражение в его лице, но ничего не обнаружила. Он казался почти суровым. Неприступным. Совсем не так, как должен выглядеть влюбленный мужчина. Отведя от него глаза, она стала смотреть на дорогу, на усадьбу, видневшуюся вдалеке. С расстояния она казалась настоящими руинами. Старыми развалинами. А вблизи старинное поместье выглядело по-своему привлекательным.

Все еще ощущая дурноту, она прошептала, пораженная:

– Как давно оно было построено?

– Строительство начали еще в 1241 году, – произнес он небрежно. – Думаю, его так и не закончили, хотя, насколько мне известно, первоначальный владелец получил право на возведение зубчатой стены вокруг дома в 1291-м.

– Зубчатая стена, ну да, конечно, – слабо кивнула она, и он улыбнулся.

– Но, как видишь, ее так и не возвели, а если и возвели, то она, скорее всего, развалилась. В семнадцатом веке здание было перестроено, с тех самых пор мы его постоянно достраиваем и перестраиваем.

Ну конечно, почему бы им этого не делать? Он же принадлежит к совершенно иному миру, не так ли? Богат ли он? Впрочем, это не имело для нее никакого значения.

– Сколько лет живет здесь твое семейство?

– Начиная с тысяча семьсот какого-то.

Она подозревала, что на самом деле он знает точную дату. Может быть, это некая игра? И отсутствие хвастовства. И нарочитая небрежность.

– Моя семья жила в своем доме около семи лет, – пробормотала она. – У нашего дома тоже не было зубчатой стены. Впрочем, я думаю, что и прав на ее возведение у нас тоже не было.

Он остановился, посмотрел на нее и усмехнулся. Гита кисло улыбнулась в ответ.

– Но у вашего дома наверняка не обваливались сточные желоба, не крошилась кирпичная кладка, да и водопроводная система вряд ли была настолько плоха, чтобы доводить до слез цивилизованного человека, не так ли?

– Да, такого там не было, – согласилась она.

– Тебе все еще нехорошо?

– Чуть-чуть. Скорее всего, это просто приступ паники.

В его серых глазах огоньком сверкнуло удивление. Они прошли еще несколько метров, и по изрытой дороге Генри провел ее во двор поместья.

По пути она увидела полуразвалившиеся конюшни.

– Там стоит трактор, – коротко сказал он.

Потом покосившуюся оранжерею.

– Дожидается ремонта, – пробормотал он.

Девушка споткнулась о разбитый булыжник, метнула на Генри косой взгляд, и он посмотрел на нее с невинным выражением простачка.

Вдруг в доме завыла собака. Завыла горестно и протяжно.

– Собака Баскервилей, – вырвалось у Гиты, и она слегка передернула плечами.

Вой сменился возбужденным лаем, и она вдруг подумала о том, что судьба каждого человека, возможно, действительно предопределена заранее. В тот самый день, когда она родилась, в небесной книге судеб, вероятно, была расписана вся ее будущая жизнь. И то, что в такой-то день такого-то года она встретится с Генри Шелдрэйком. И то, что вскоре после знакомства она позволит отвести себя к нему домой. И соблазнить.

– У тебя вид испуганной девочки.

– Но я и вправду напугана! – воскликнула она. Он только улыбнулся и открыл дверь черного хода дома, оставленную незапертой.

– Красть все равно нечего, – объяснил он с непроницаемым лицом.

Проведя ее через нагромождение резиновых сапог и садовых инструментов, он поднял упавшую с вешалки куртку и открыл еще одну дверь, ведущую в кухню.

– Не бойся, собаки тебя не тронут.

Она остановилась и посмотрела на него.

– Собаки? Во множественном числе?

– Их две. Моя семья уехала на несколько дней.

– Семья… это кто?

– Моя мать и ее муж, то есть мой отчим.

– И ты живешь здесь и кормишь собак?

– Да. – И соблазняю соседку, казалось, говорило выражение его глаз.

Жарко вспыхнув, она проследовала за ним на кухню. И собаки тут же умолкли.

Застыв на месте, она посмотрела на двух сидящих посередине комнаты псов – навострившую уши, черную немецкую овчарку, явно не чистопородную, но с выражением армейского сержанта на посту, бдительного и готового к отпору, и другую собаку, похожую на колли, которая была взволнована и возбуждена.

– Они, кажется, провинились, – пробормотала Гита.

– Скорее всего, что-нибудь натворили с мебелью.

Он щелкнул пальцами. Овчарка тут же легла, а колли кинулась к Генри и, бешено виляя хвостом, завертелась вокруг его ног в ожидании ласки. Гита засмеялась.

Он посмотрел на девушку оценивающим взглядом серых глаз, прикрытых тяжелыми веками, и она снова порозовела.

– Можешь получить чашку чая без молока и сахара, – проговорил он неторопливо. – Или чашку кофе без молока и сахара.

– Твоя банка с кофе до сих пор валяется в кустах, – напомнила она.

– Значит, увы, кофе отменяется.

– И ты не даешь взаймы молоко и сахар потому, что их у тебя нет?

– Именно. Мне нужно покормить псов и вывести их на прогулку. Ты хочешь есть?

Она отрицательно качнула головой.

– А пить?

– Стакана воды будет достаточно.

Он кивнул, вынул бутылку минеральной воды из холодильника и передал ее Гите.

– Чувствуй себя как дома. Если хочешь, можешь принять душ. Первая комната, как поднимешься по лестнице. Гостиная – за этой дверью.