Это ты, Лиля - Ольга Александровна Коренева
В этот день у Лили было сразу три радости: Лена подарила ей бисерный браслет, мама разрешила ей ходить во Дворец Пионеров на лепку, и в гости пришла тёть Изолина. Завтра она не работает – у них в поликлинике морят тараканов. А дома у неё ремонт, его делают Эдик с друзьями. Так что ночевать она будет здесь. Лиля была просто счастлива, она очень любила своих тётушек!
На следующий день она проснулась поздно, в школу проспала. Уже кончился второй урок. Мама с тёть Изолиной пили чай на кухне и что-то обсуждали. Они сидели за столом, обе рослые, широкоплечие, большегрудые, и ели шарлотку. Тёть Изолина что-то говорила и кивала головой с золотистыми волосами-шлемом, а у мамы были каштановые волосы, забранные в высокий кок. Иногда она туда подкладывала пустую консервную банку, чтобы кок был выше, но банка эта несколько раз вылетала из причёски и падала на тротуар. Сегодня банки не было, и причёска была не такая высокая. Лиля выглянула в кухню, обрадовалась. Вернулась в детскую, и стала причёсываться. И вдруг ей стало нехорошо. Попыталась заплести косу, и упала в обморок. Потом пришла в себя. Тело было как ватное. Она поплелась на кухню и слабым голосом сказала, что ей плохо, что она только что потеряла сознание.
– Хватит врать! – прикрикнула на неё мама. – Ты что, вздумала уроки прогулять? Марш в школу!
– Вик, а она бледная, смотри. Ей и впрямь плохо, – сказала тёть Изолина.
– Притворяется, – сказала мама. – Небось, контрольная у них, идти не хочет.
У Лили потемнело в глазах, её шатнуло.
– Смотри-ка, – сказала тёть Изолина. – Она у тебя совсем слабая, и тощая такая.
– Плохо ест, – сказала мама.
– У неё астения. Да ещё волосы слишком длинные, питание из организма тянут. Их бы подстричь.
– И то верно, – сказала мама. – Лиля, сядь сюда.
Мама завязала Лилины кудри на макушке, взяла ножницы, и обрезала их.
– Отлично, будет что подкладывать вместо банки, – сказала она, туго сворачивая волосы.
Лиля помчалась к зеркалу. Короткие густые пряди торчали в разные стороны, словно у киношного беспризорника. Вид был ужасный.
– А теперь одевайся и быстро в школу! А не то получишь у меня! – прикрикнула на неё мама.
– Кошмар, я не пойду! – заныла Лиля.
– Я те дам не пойду! – мама грозно взглянула на неё.
– Как я буду с такой головой! – ныла Лиля.
– Голова как голова, – сказала мама.
– Весьма оригинальная причёска, – сказала тёть Изолина.
Лиля надела форму и поплелась. «Может, не так всё жутко», – подумала она. – «Раз тёть Изолине нравится, значит, не очень плохо». Школа была через двор и через дорогу.
Она дождалась звонка на перемену, и встала у подоконника. Дверь класса распахнулась, и в коридор высыпали ученики. Девчонки сразу увидели Лилю, обступили! Это был кошмар! Они разинули рты и замерли. Потом поднялся шум.
– Ничего себе, явилась к третьему уроку и с такой башкой! – загалдели они.
– Что у тебя на голове?
– Ой, что это? Башку собаки погрызли?
– Это кикимора!
– Из болота вылезла, её лягушки обкусали!
– Ха-ха-ха!
– Хи-хи-хи!
Мальчишки узрели столпотворение и хохот, подошли, заржали, загоготали, засвистели! Лиля стояла вся красная и еле сдерживала слёзы.
Лена Гартман в стороне что-то писала в блокнот. И вдруг подошла, растолкала всех, и сказала:
– Интересная причёска. Необычно, ново, авангард!
Все замолкли, и с уважением посмотрели на Лилю. А Лена взяла её под руку и стала прогуливаться с ней по коридору. Мальчишки вытаращили глаза! Лиля выглядела очень уж необычно, да ещё под руку с самой Леной Гартман! Лена была приятельницей почти всех в классе, но под руку ходить не любила. А тут – на тебе! Да еще с этой пришибленной, всклокоченной тихоней!
Прозвенел звонок. Лиля села за последнюю парту. Сегодня её к доске не вызывали. А после уроков Лена пригласила Лилю к себе домой. И Ленина мама очень красиво подравняла Лилины космы .Голова стала пушистая и круглая. Лиле это очень шло. Потом её мама позвала девочек за стол. Было много вкусностей, особенно Лиле понравились фаршмак, фаршированная рыба, и шакшука с томатами и сладким перцем. А к чаю были финики, такие сладкие!
Домой идти очень уж не хотелось! Но пришлось. А куда деваться-то, делать нечего. И она побрела. Вот её двор, дом, подъезд. Дверь. Она постояла, замёрзла, и вошла внутрь. Лифт, квартира. Она долго звонила. Открыла мама, какая-то слишком розовая и улыбающаяся.
Папа всё ещё был в командировке, а Лёня – в школе, он учился во вторую смену.
А мама какая-то не такая. «Наверно, они с тёть Изолиной что-то смешное рассказывают и хохочут», – решила Лиля.
Но тёти уже не было. «Ушла», разочарованно подумала Лиля. На кухне был накрыт стол, стояли бутылки шампанского. И сидел красивый писатель Роберт. Лиля юркнула в ванную, умылась, и долго рассматривала себя в зеркало. Её волосы, аккуратно подстриженные Лениной мамой, очень красиво распушились. Лиля почувствовала себя уверенно, и вышла на кухню. Села за стол. Мама не стала её гнать, она была весёлая, улыбалась, глаза блестели. А молодой писатель азартно говорил, размахивая рукой с сигаретой и посыпая стол пеплом:
– Я об ту пору на овощной базе работал. Товароведом. В тот день все уехали на совещание, никого не было. А погрузочно-разгрузочные работы делали обычно доценты и студенты, но время кончилось, и все ушли домой. А мы с парнями сидим, пьём, болтаем. Вдруг слышу – кто-то в углу плачет. Смотрю – а это мальчик лет двадцати, хлипкий такой. Я ему: «Чего плачешь-то?» А он: «Мне к девушке надо, у нас свидание, домой ехать, я шофер». «Ну и езжай» – говорю ему. А он: «Как я поеду, у меня машина с капустой, её сгрузить надо и путевой лист подписать». И рыдает. Я ему говорю: «Ладно, отпущу тебя, давай путевой лист». Он даже не спросил, кто я, радостно протягивает мне бумагу эту, я пишу: «Продукция не соответствует госту, качество ненадлежащее, возврат». Подписываю, шлёпаю печать, и отпускаю мальчика. Он счастлив, убегает. Тут ко мне очередь выстраивается – водители других машин с капустой тоже хотят домой. Я их всех отпускаю, и мы с парнями продолжаем пить. На следующее утро во двор овощебазы въезжает «Волга», из неё выходят трое мужчин в длинных чёрных кожаных пальто и шляпах, и с ними скромно одетая женщина. Рожи хмурые. Спрашивают: «Кто здесь Соколовский Роберт Николаевич?» «Я Соколовский» – говорю. Они ко мне в ярости: «Как вы посмели завернуть машины с хорошей капустой,