Кэтрин Блэр - Исполнение желаний

— Эти уроки английского языка, мисс Уиндхем, — они очень меня интересуют. Нельзя ли узнать, как они продвигаются?

— Почему бы и нет, сеньор. Мы только начали их сегодня утром, но я думаю, что они принесут несомненный успех.

— Это прекрасно. В юности не всем хватает должного терпения на приобретение знаний. Но вы конечно же не можете быть обычной молодой девушкой, иначе вас бы здесь не было. Вероятнее всего, вы научились терпению от Николаса.

Николас рассмеялся:

— Конечно же нет. Это совсем не моя заслуга. Я, увы, не научил Клэр никаким добродетелям, все они принадлежат исключительно ей самой. — Его тон был доброжелательным и в то же время покровительственным. — Ей очень понравился ваш остров, сеньор.

— Это совершенно естественно. После Англии атмосфера Святой Катарины томная и романтичная, разве не так, мисс Уиндхем? Мне не раз доводилось слышать об этом от моих соотечественниц, а у них, между прочим, не было для сравнения серого неба Англии.

Он посмотрел почти заговорщически на Инез и произнес по-португальски:

— Нам доводилось слышать рапсодии от тех влюбленных, которые приезжали сюда на праздники, не так ли, Инез? Они очарованы звездными ночами, восхищены отражениями в глазах друг друга, захвачены чувством уединения. Они чувствуют себя здесь как бы не ограниченными законами общества. Интересно, что происходит с ними, когда их отпуск подходит к концу и они снова оказываются в Лиссабоне или Опорто, возвращаясь к своим повседневным обязанностям.

Клэр поняла большинство из того, что было им сказано, но на нее произвело при этом гораздо большее впечатление выражение его лица, чем слова. Холодность и легкое презрение скрывали покровительственное превосходство, но они присутствовали в его речи, вне всякого сомнения. Как было бы хорошо когда-нибудь увидеть его, подумала Клэр, совершенно растерянным и смущенным.

Инез прореагировала на это довольно мило и неожиданно:

— А мне доводилось слышать, что долг становится не таким уж скучным, когда кто-то оказывается влюбленным. Должно быть, в этом состоянии влюбленности существует нечто особенное, а потому для того, чтобы сделать монотонность сносной, на помощь приходит воображение. Однако не нам об этом судить.

Она допила свое вино.

— Разве вы не собираетесь показать Клэр некоторые помещения вашего замка до начала трапезы?

Мануэль тотчас встал и поклонился, снова превратившись в непроницаемого графа.

— Конечно. Не хотите ли вы сопровождать нас?

— Спасибо, нет, — улыбнулась Инез. — Я уже видела все это много раз. Николас останется со мной и опишет мне в технических деталях свой совершенно новый состав, которым он собирается покрыть поверхность вашей дороги.

— Надеюсь, у него хватит благоразумия не обременять вас подобными разговорами, — сказал Мануэль. — Полагаю, будет лучше всего, если он нальет вам — и, разумеется, себе — еще вина. Пожалуйста, сюда, мисс Уиндхем.

Перспектива остаться наедине с графом несколько беспокоила Клэр. Собственно, пугаться не было никаких причин — нужно было просто следовать за ним и войти в холл, двери которого он распахнул перед нею. Автоматически она повернула к главному входу, но Мануэль слегка коснулся ее локтя пальцами, удерживая ее:

— Мы пойдем через сад. Поскольку вы гораздо больше интересуетесь книгами, чем средняя португалка, я покажу вам по пути библиотеку.

Проследовав через высокую дверь с аркой, они вошли в коридор, который вел в заднюю часть Кастело.

Здесь, в прохладном полумраке аркады, Мануэль остановился у одной из колонн.

— Этот сад некогда являл собой арену многих коррид — сражений с быками, — сказал он. — Я помню, что последний раз это случилось, когда я был еще мальчишкой, — мой отец организовал этот праздник по случаю десятой годовщины своей свадьбы. Помнится, это глубоко волновало меня, в особенности когда всадники, сгруппировавшись вместе, кланялись моей матери, сидевшей на балконе. Но моя старая бабушка, которая так никогда и не утратила своей английской антипатии к подобным мероприятиям, положила этим корридам в конечном счете конец и разбила на этом месте сад.

Пожатие его плеч при этих словах было вполне красноречивым, вроде того, мол, что у каждого могут быть свои причуды.

— Видимо, это было к лучшему, — продолжал Мануэль, — матадоров и быков приходилось привозить с материка, и, в придачу ко всему прочему, как тем, так и другим приходилось долгое время избавляться от морской болезни, прежде чем они были готовы к сражению.

— Цветы в любом случае гораздо более привлекательны, чем взмыленные бешеные быки, — заметила Клэр. — Я была бы полностью на стороне вашей бабушки.

— Разумеется, я не сомневался, что вы бы с ней согласились, — сказал он, загадочно улыбнувшись. — Но для нее это не было какой-то необходимостью. Может быть, вам будет в это трудно поверить, но она была счастлива среди португальцев. После свадьбы она ни разу не возвращалась в Англию, хотя могла это сделать столько раз, сколько бы ей захотелось.

— По всей вероятности, у нее была истинная совместимость в любви.

— Думаю, что так оно и было, — сказал он, подумав. — В наши дни, видимо, нет женщин подобного рода.

Клэр была слишком далека от понимания того значения, которое он вкладывал в эти слова, чтобы возразить ему. Она неторопливо осмотрела массивные старые стены, а потом попросила:

— А не позволите ли вы мне осмотреть вашу знаменитую коллекцию фарфора «насте», сеньор?

— Почему бы и нет? — отвечал он. — Мы совсем рядом с помещением, где она хранится.

Реакция Клэр на такое гигантское количество скрытых от глаз сокровищ, по всей вероятности, была слишком откровенна, потому что Мануэль закрыл последний шкаф довольно резким движением.

— Как-нибудь я передам все это в музей, — произнес он жестко. — Пусть туристы проливают над всем этим слезы умиления. Меня же лично сентиментальность совершенно не привлекает, сеньорита.

Клэр была недовольна собой и еще более раздражена его замечанием.

— Я не считаю сентиментальностью восхищение необыкновенной красотой, сеньор.

— Я же считаю слабостью, если какой-то предмет, пусть даже из фарфора, может производить столь глубокое впечатление на человека.

— Так оно и есть, если смотреть на это с такой точки зрения, — сказала она с некоторым отчуждением. — Вы были так любезны, что уделили мне столько вашего драгоценного времени. Не пора ли нам присоединиться к другим?

— Одно мгновение. — Его жест был властным — феодальное наследие предков, которые правили при дворе. — Вот уже многие годы в этой комнате хранится книга для гостей. Мы очень дорожим этой вещью, и мне бы хотелось, чтобы вы в ней расписались.