Хелен Бьянчин - Хочу только тебя!
Через две минуты машина влетела в ворота ее дома и притормозила у въезда в подземную автостоянку.
— У вас карточка с собой?
Мишель безропотно вручила ему карточку и, когда они съехали вниз, показала место, где обычно ставила свою машину.
— А как же с вашей машиной?
— Я пришел пешком.
Никос вызвал лифт и, когда тот спустился, вошел следом за Мишель в кабину.
— Какой этаж?
— Не…
— Какой этаж? — не меняя тона, повторил Никос.
Он был спокоен, даже слишком. Глядя на его застывшее, словно маска, лицо, Мишель чувствовала, что он весь кипит от гнева и с трудом сохраняет самообладание.
— Спасибо, что подвезли. Но со мной все в порядке. — Его глаза блеснули, и она от страха запнулась. — Правда, — еле выговорила она, наконец.
Он приподнял бровь и молча, не мигая, оглядел ее.
— Посмотритесь в зеркало, — произнес он приказным тоном. Она повиновалась.
Ее волосы были растрепаны, широко раскрытые испуганные глаза казались огромными на бледном лице, губы опухли.
— Ну, так какой же этаж? — спросил он мягко, и она, лишь секунду поколебавшись, сдалась:
— Пятнадцатый.
Выйдя из лифта, Мишель молча показала на свою дверь.
Она быстро вошла в квартиру, желая только одного — стереть всякий след прикосновения Джереми к ней, почистить зубы и прополоскать рот.
— Я пойду приму душ и переоденусь, — сказала она и побежала в спальню. Ей было уже все равно, здесь Никос Алессандрос или нет и будет ли он еще здесь, когда она вернется. Единственное, чего ей хотелось, — это остаться одной и сбросить одежду.
«Черт, да ее, наверное, вообще надо сжечь», — мелькнула мысль, когда Мишель раздевалась в спальне. Став под душ, она пустила горячую воду, какую только могла терпеть, три раза подряд намыливалась и смывала пену, потом постояла немного, оживая, под холодными струями, прежде чем взять, наконец, полотенце.
Надев чистое белье, джинсы и свободную майку, она, не подкрашиваясь, подсушила волосы и, собрав их узлом, заколола на затылке.
Когда она вошла в кухню, Никос без пиджака и галстука, с расстегнутым воротом и засученными рукавами рубашки варил кофе.
При ее появлении он обернулся и бросил на нее одобрительный взгляд:
— А я тут варю кофе.
На столе стояли две чашки с блюдцами, сахарница и молочник.
— Вы не должны были это делать, — сказала Мишель. Она села и сложила руки на груди, словно не замечая стоявшей перед ней чашки с кофе.
— Не должен был, — согласился Никос. Он насыпал себе в кофе сахара, помешал и поднес чашку к губам.
Мишель подумала, что, может, лучше было бы перейти в гостиную, а то здесь уж слишком домашняя обстановка, но тут же отбросила эту идею — меньше всего ей хотелось сейчас вести бессмысленные споры.
— Вы собираетесь подать в суд?
Мишель задумалась. О, Господи! Это же означает обращаться в полицию, подавать жалобу, все обо всем узнают — родители Джереми, ее собственные, все знакомые…
— Нет, думаю, нет, — сказала она, наконец.
Ей стало неуютно под его пристальным взглядом, она отвела глаза и уставилась в точку где-то у его правого плеча.
— А если он подстережет вас еще раз?
— Другого раза не будет.
— Вы уверены?
— Даже если и будет, я сама как-нибудь справлюсь, — решительно произнесла Мишель.
— Вы так уверены в себе?
— Ну, с вами же я справилась.
Он улыбнулся, но глаза остались серьезными.
— Что касается меня, то я не задавался целью испугать вас или как-то вам повредить.
— Вот уж не знала. — «Да и сейчас не очень-то уверена», — подумала Мишель. Она невольно поежилась и обхватила себя руками, унимая дрожь, что не ускользнуло от его взгляда.
— Это истинная правда, — сказал он. Ему хотелось, чтобы она ему поверила, но на ум никак не приходили подходящие слова. Наконец, Никос с некоторым усилием произнес: — Не надо судить о сыне по родителям.
— Мы что, уже загадками заговорили, да, Никос?
Зазвонил телефон.
— Вы ответите?
Мишель подошла к аппарату и подняла трубку.
— Мишель!
Джереми. Ее пальцы нервно дернулись.
— Мне нечего тебе сказать. — Она положила трубку, не давая ему вставить слово.
Через минуту звонок раздался снова. Мишель помедлила несколько мгновений, потом все же взяла трубку.
— Прости меня! — Джереми говорил торопливо, захлебываясь словами. — Это все ревность. Я не хотел тебя обидеть.
Мишель, не говоря ни слова в ответ, положила трубку.
И снова зазвонил телефон, и снова она подняла трубку, но на сей раз ее вырвали у нее из рук.
— Посмей только позвонить еще раз, и, будь уверен, Мишель сообщит в полицию, — резко заговорил Никос. То, что он сказал дальше, звучало крайне странно. — Говоришь, не хотел обидеть? Но налицо анатомические признаки обратного. И я готов получить официальное этому подтверждение. Ты хочешь, чтобы я это сделал?
Судя по всему, Джереми нисколько этого не хотел. Под пристальным взглядом Мишель Никос положил трубку.
— У него есть ключ от вашей квартиры?
— Нет. — Мишель чуть не задохнулась от возмущения. — Нет! — выкрикнула она. — Ни у кого нет.
— Приятно слышать.
Она смерила его гневным взглядом.
— Как я живу и с кем я живу — не ваше дело, слышите?
Вот такая, с сердито горящими глазами, она ему правилась необыкновенно, его так и подмывало схватить ее в охапку и прижать к себе. Да только он знал, что стоит ему до нее дотронуться, как она начнет царапаться, словно дикая кошка.
— Отныне это и мое дело тоже.
— Я покинула галерею через полчаса после того, как все разошлись, — проговорила Мишель, словно только что вспомнив об этом. — Что ж вы там делали все это время?
— Я вам говорил, что пришел пешком. Ну так вот, когда я вышел, то заметил, что Джереми сидит в машине и не намерен трогаться.
Никос мог дальше не рассказывать — Мишель живо представила себе эту картину.
— Я должна вас поблагодарить. Уголки его губ дернулись.
— Не стоит. К тому же вы хотите, чтобы я ушел.
— Хорошо бы.
Мишель наблюдала, как он достал портмоне, вытащил оттуда визитную карточку, написал на ней несколько цифр и положил на стол.
— Это номер моего мобильного телефона. Можете связаться со мной в любое время.
Мишель вышла следом за ним из кухни, подождала, пока он возьмет свой пиджак, и проводила его до входной двери.
Там Никос на мгновение задержался и погладил ее по щеке.
— Покойной ночи, kyria[6].
Он, не мешкая, вышел за дверь, а Мишель осталась, твердя про себя, что рада этому. Она заперла дверь и задвинула засов. Потом села в кресло и пощелкала кнопками телевизионного пульта, тупо глядя на экран и стараясь выбросить из головы события прошедшего вечера.
