Поцелуй истины (СИ) - Снегова Анна
Брови Инквизитора медленно поползли вверх.
Глава 11
Синева — заблудившееся небо в его глазах. Улыбка на дне плещется отражением солнечных лучей.
Кажется, я забыла, что существует мир за пределами этой маленькой комнаты. Забыла, существует ли время за пределами времени, проведённого рядом с человеком, о существовании которого даже не подозревала вчера. Сколько мы знакомы? Сколько прошло — минуты, часы или целая вечность? Невероятно мало и бесконечно много. Как раз достаточно, чтобы понять. Что, кажется, я окончательно и бесповоротно влипла.
— Хм. Шоколад, значит?
Странная раздвоенность чувств. Понимаю, что сейчас абсолютно, предельно уязвима — и в то же время ощущаю себя защищённой и в безопасности как никогда. Возможно, за долгие годы скитаний, годы в бегах я и впрямь стала словно дикий зверь, который опасность чувствует шкурой, у которого каждый волосок дыбом, стоит ему почувствовать угрозу… и который как на огонёк костра в тёмном лесу идёт на свет чужой доброты. Которую различает, как бы её не пытались спрятать и замаскировать под нарочитой суровостью и иронией.
— Да. Просто ну очень сильно… хочется.
Жар пробегает от кончиков ушей до пальцев на ногах, опаляет щёки, пульсирует в жилах. Собираю всю свою решимость и не отвожу взгляда. Тревога, предвкушение, радость и волнение сплетаются в один комок где-то у меня в груди и вот-вот грозят взорваться, вспыхнуть океаном света, которым мне так мучительно хочется поделиться с тем, кто зажёг во мне этот огонь. Но я боюсь. Смертельно боюсь обмануться. Цена ошибки слишком велика — моя свобода, моя жизнь… моё сердце. И всё же, как мотылёк на пламя свечи, я лечу навстречу этим обжигающим чувствам.
И пусть я не умею, не знаю, как сказать ему и объяснить… возможно, мои глаза скажут за меня, чего я жду.
— До безобразия неправильная подозреваемая, — вздыхает мой Инквизитор и снова оказывается так близко, что дыхание прерывается и сердце вновь стучит в груди взволнованным набатом. Ближе, пожалуйста! Ещё хоть капельку ближе…
Но и его движения — настороженно-выжидающие, неторопливые, мучительно медленные. Как будто он тоже не решается приблизиться ко мне на расстояние, после которого… что-то произойдёт между нами необратимое. После которого мы уже не будем прежними.
Инквизитор и ведьма. Ведьма и Инквизитор. У нас ведь просто нет будущего.
— А знаешь ли ты, Эби, что записано в Кодексе Инквизиторов первым пунктом?
Качаю головой. Боюсь вымолвить и слово, чтобы не выдать себя ненароком.
— Первый пункт Кодекса гласит: «Никогда не верь ведьме».
Вздрагиваю, ищу в его словах подтекст. Он… раскусил меня? Понял, чего я добиваюсь? Знает о тайной магии ведьм, которая позволяет подчинять через поцелуй?.. В таком случае я погибла…
Но если знает, почему не отстраняется? Почему не прекращает эту игру?
Вместо этого протягивает руку, осторожно касается кончиками пальцев моего виска, заставляя прикрыть глаза от удовольствия и невольно податься навстречу этой мягкой ласке. Запускает руку в волосы, проводит пальцами по всей длине, отчего они словно вспыхивают и начинают слабо светиться в полутьме. Наша личная магия прикосновения снова возникает из ниоткуда — неуместная здесь и странная, как чудесный цветок, расцветший в куче мусора.
— Не верить… Даже если эта ведьма… просто просит шоколада?
— Особенно — если она «просто просит».
Но в разрез с собственными словами он опускает другую руку в карман чёрной инквизиторской формы и вытаскивает неровный прямоугольник шоколадной плитки в серебряной фольге. Запах шоколада с апельсинами заставляет меня содрогнуться от предвкушения. Такую вкусноту я пробовала всего раз в жизни. Запомнила навсегда — как вкус детства и счастья.
Не отрывая от моего лица пристального взгляда, отламывает кусочек… и кормит прямо с рук тающим, сладким, волшебным лакомством, от которого мне хочется жмуриться и мурлыкать, словно котёнку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Поднимаю глаза, отвечаю на его взгляд открыто и искренне. Мысленно умоляю небеса, чтоб волшебство не прекращалось. Чтобы сломались стрелки часов во всём мире. Чтобы не заканчивалась Новогодняя ночь, за которой всегда приходит бледное, угрюмое, невыспавшееся и жестокое утро.
— А второй пункт?..
— Второй пункт Кодекса гласит: «Никогда не целуй ведьму».
Склоняется ко мне… и неторопливо сцеловывает крошки шоколада с уголка моих губ. Горячо, терпко, нежно.
Я тоже плавлюсь, как шоколад и задыхаюсь от жара, который бурлит внутри, словно тёмная лава.
Мало. Этого слишком, преступно мало! Я хочу настоящий поцелуй. Не потому, что так предусматривает какой-то дурацкий план. Не потому, что могу умереть, если не выберусь из этой опасной ловушки. А потому, что просто умру, если он не поцелует меня по-настоящему.
— А… третий пункт?..
— Уже не важно. Кажется, я собираюсь нарушить их все.
Горячие руки ложатся мне на талию, сжимают, и я теряю остатки дыхания.
Глава 12
…но мы снова не успеваем. Неужели так будет всегда? И нам всегда будет не хватать нескольких мгновений для нас двоих? Быть может, Вселенная просто не предусмотрела их, когда создавала время?
Он услышал это первым. Резко поднял голову, так и не коснувшись, не подарив мне желанного поцелуя. Нахмурился, отстранился и обернулся в сторону двери — напряжённый, высокий, тёмный… как никогда похожий на грозного неумолимого Инквизитора, а ведь я, на свою беду, уже стала об этом забывать.
Загородил меня от входа своей широкой спиной.
Вот тогда и я услышала их — неторопливые мягкие шаги в коридоре снаружи. Человек приближался очень спокойно и очень уверенно. Скрипнула дверь. Я осторожно вытянула шею, чтобы разглядеть, кто там.
Уголёк зашипел и бросился под ноги вошедшему старику в чёрном. Тому самому, что чуть было не продал меня градоначальнику, и непременно сделал бы это, если бы судьба по какой-то прихоти не привела в эту Новогоднюю ночь сюда нового Инквизитора.
С тонких губ старика срывается ругательство, а его инстинктивно выброшенная вперёд ладонь посылает шар пламени… который разбивается о ледяную стену высотой в метр. Стена медленно оплавляется и растекается по полу грязной лужей, но она сделала своё дело — кот успел с диким мявом отпрыгнуть с траектории обстрела. Шмыгнул под Инквизиторский стул и принялся там зализывать лапу. Кажется, искры всё же задели.
— Что за тварь вы тут приютили, Родерик? — кривится старик. И у меня нет полной уверенности, что он сейчас только о коте.
— Это всего лишь чёрный кот. Животное не виновато, что оно чёрное, — мрачно отвечает мой Инквизитор.
— В отличие от ведьм, не правда ли? — усмехается тот, а потом переводит неподвижный оценивающий взгляд на меня, и он пугает меня до жути. Представляю, какой у меня сейчас видок, после того, что только что чуть было не случилось между мной и моим дознавателем, — покрасневшая, смущённая, растерянная… Почему-то кажется, что старик всё понял. И его вторжение словно уничтожило зарождающееся волшебство — как будто он растоптал грязным каблуком цветок под своими ногами. И от этого так горько и пусто, и уже кажется, что нет ничего, что я себе понапридумывала — ни доброты, ни заботы, ни разгорающегося желания в синих глазах… Всего лишь ведьма и Инквизитор, и никто никого не собирался защищать…
— Что вы здесь забыли, Элдрин? Вы сдали полномочия. Она теперь моя… ответственность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})На секунду позволяю себе помечтать, что он хотел сказать на самом деле «она теперь моя», что это не случайная запинка. Но это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой — даже я не так наивна, чтобы верить всерьёз в подобные глупости. Вот только против воли глупое сердце сладко ёкает в груди.
Старик делает шаг вперёд, опускает руку во внутренний карман.