Кэтрин Джордж - Подарок к Рождеству (Сборник)

Найна подняла на него удивленные глаза, но не успела спросить, что он хочет сказать, как услышала его невозмутимый голос:

— Найна села на поезд потому, что я просил ее ехать вместе со мной, сэр. Мне надо быть в Нью-Йорке двадцать седьмого числа, и я подумал, что можно воспользоваться случаем и побыть вместе.

У Джозефа глаза на лоб полезли. Найна чуть не поперхнулась, увидев, как ее властный отец впервые в жизни не находит что ответить.

Джозеф, заметив, как она трясется, насупился.

— А ты чего смеешься? — рявкнул он, мгновенно преодолев угрозу инсульта.

— Мир, ликуй! Спаситель воцарился! — весело воскликнула Найна.

— Послушай, Джозеф. — Это миниатюрная блондинка, мать Найны, Нэнси, до сих пор, не выпячиваясь, безмолвно стоявшая за спиной у мужа, спешила утихомирить разбушевавшееся семейство. — Ты же знаешь, Найна всегда ездит на поезде. Она это любит.

— Гм-гм. Она, кажется, не только это любит. — Джозеф перевел злобный взгляд на Фэна. — Что вы там несете, молодой человек? Я вам не позволю пользоваться моей дочерью.

— Нет, конечно, сэр, — очень серьезно произнес Фэн. Он притронулся рукой в черной перчатке к щеке Найны. — Разве я пользовался тобой, Найна?

На мгновение она утратила дар речи. О да, он именно пользовался. Он и сейчас ею пользовался, а она себя чувствовала так, будто ей кишки вытянули и развесили сушиться на ураганном ветру. Насколько она могла вспомнить, Фэн первый среди мужчин не спасовал перед Джозефом. Ей было ясно, что этот мужчина ни перед чем не спасует, и она решила поставить его на место.

— Да, — опуская глаза, ответила Найна. — Увы, да.

Джозеф стал что-то бурчать, а Нэнси нервно хихикнула.

— Ах, так? — сказал Фэн, указывая глазами на помятый чек, каким-то образом оставшийся в руке у Найны. — Интересно. Я бы мог поклясться, что все наоборот.

Найна облизнула губы. Он уже не шутил.

— Я думала, что делаю тебе одолжение, а не пользуюсь, — тихо произнесла она.

— Мне — одолжение? Позволив целовать тебя?

— Нет, я…

— Чек? Да, понятно. Но боюсь, что платить мне, как какому-то хлыщу, по повышенной таксе не такое уж одолжение. — Говорил он корректно, но в его голосе звучали ледяные нотки. — Я, конечно, понимаю, что тебя так воспитали, что ты воображаешь, будто у каждого человека своя цена, но в этом ты ошибаешься.

Неужели он говорит серьезно? Найна в недоумении потрясла головой, бросила взгляд на его надменно приподнятые брови, отметила гордо вскинутую голову. Казалось, что он говорит совершенно искренне. Но, черт, ведь взял же он эти деньги!

Она, всегда спокойная, почувствовала, что вскипает.

— Назвался груздем, так полезай в кузов, — огрызнулась она. — Тебя оказалось нетрудно купить.

Мне приходилось подбирать грибы и покрепче сидевшие.

— Найна! — Голос Джозефа прогремел с лестницы, как отбойный молоток, включенный на максимальную мощность. — Что, черт возьми, все это значит? Если ты этому типу должна деньги, отдай и гони его взашей. Если он тебе должен, я сам займусь этим. Но ни я, ни твоя мать не собираемся стоять тут на снегу и смотреть спектакль у моего подъезда…

Фэн впился пальцами в ее ладонь, и только это говорило Найне о том, что ее выпад насчет грибов попал в точку.

— Мистер Петрофф, — резко произнес он, оборвав поток слов Джозефа. — Найна должна мне только одно: извиниться передо мной. А я должен как следует поговорить с ней. Я, как и вы, хотел бы, чтобы каждый, не откладывая, исполнил свой долг.

Сейчас папа взорвется, подумала Найна, видя, что Джозеф надувает щеки, будто розовые шары. Она невольно восхищалась дерзостью Фэна. Но при виде того, как мать кусает губы и нервно сжимает руки у пояса, Найне на мгновение стало совестно.

На улице, на снегу, действительно было холодно. И, конечно, пора покончить с этой нелепой рождественской мистификацией. Даже если придется еще раз позволить Фэну делать, что он хочет…

Найна обернулась и подняла взгляд на родителей.

— Познакомьтесь, это Фэнтон Хардвик, — произнесла она в соответствии с предписанием этикета. — Фэн, это мои папа и мама, Нэнси и Джозеф Петрофф.

Джозеф прищурил глаза и разом преобразился. Уже не казалось, что он вот-вот взорвется. Его острый взгляд скользнул по Фэну.

— Хардвик? — произнес он. — Гм. Ну что ж. Заходите.

— Спасибо, — ответил Фэн. — Надеюсь, я не слишком некстати.

— С каких пор ты стал так щепетилен? — вполголоса проговорила Найна.

В ответ Фэн легонько шлепнул ее по ягодицам, а Джозеф тут же энергичным голосом сказал:

— Что вы, почему некстати? Мы ожидали молодого Виккери, он должен был ужинать у нас. Но этот осел дал себя захомутать и сообщил, что не сможет приехать. Я сказал, что слышать не хочу, но…

Спасла стрела Амура, подумала Найна, подавив неуместный истерический смешок. Столько хлопот, чтобы оградиться от ненавистных приставал, и вдруг оказывается, что жених этого года не явится к ним в гости! Выходит, зря она добивалась услуг от Фэна.

— Ну что же вы — заходите, заходите, — торопил Джозеф. — Здесь теплее не будет.

Фэн повел бровью и подхватил два чемодана из оставленных на аллее шофером лимузина.

— Проходи, — сказал он, церемонно склонив голову. — Думаю, что лимоны пользуются приоритетом перед грибами.

Найна уставилась на него. Она была слишком ошарашена, чтобы скрыть свое недоумение. Но, заметив, как его губы приоткрываются в легкой ехидной усмешке, она отвернулась, чтобы он не увидел, как и ее губы начинают растягиваться. Будь он неладен, почему он все время смешит ее? Пока она величаво ступала вверх по лестнице, только уверенность в том, что он способен дать ей сдачи, удерживала Найну, а то бы она повернулась кругом и не подобающим девице образом врезала ему кулаком в солнечное сплетение.

— Даст показать языцам славу Его правды и чудо Его любви, — доносилось издали пение празднующих Рождество людей. Фэн с Найной поднялись наконец на верхнюю ступеньку.

Когда они вошли в дом, внушительная фигура в черном устремилась вниз — за остальными чемоданами, и Найна заметила, что Фэн отдал на попечение свой багаж, как будто не сомневался, что останется ночевать.

Она сглотнула. Ей было неприятно видеть, как его насмешливые карие глаза глядят на нее с чувством, которое можно было принять за превосходство, как будто он только что выиграл очко и собирался выиграть еще одно. Найна вскинула голову и отвернулась.

Все четверо стояли в большой темной прихожей, в конце которой крутая, покрытая золотистым ковром лестница вела наверх, на тянувшуюся вдоль трех стен галерею. Единственной видимой данью Рождеству была зеленая ваза с букетом остролиста, стоявшая на старинном столике под натюрмортом из убитой дичи и, казалось, пролежавшего сто лет сыра.