Та, что тебя хранит - Алёна Берндт
– А… как? – начал было Васька, но Ирбил жестом остановила готовящийся вылиться поток вопросов и сказала:
– Ты всё сейчас узнаешь. До утра еще далеко, сегодня время бесконечной полночи.
В руке Ирбил вдруг оказалась металлическая чаша с каким то напитком и она подала её мужчине, который безропотно выпил предложенное, потому-что в горле у него давно уже пересохло, он часто дышал, сердце его часто и гулко билось в груди.
После свежего и сладковатого напитка ему стало легче и как-то спокойнее. Происходящее уже не казалось ему сверхъестественным и страшным, напротив, в голове его промелькнула мысль, что он это всё уже знал и видел… когда-то давно…
– Ну вот, – довольно кивнула Ирбил, и коснулась его лба прохладной рукою, – Смотри и слушай!
В Васькиной голове вдруг успокоились сумбурные отрывки мыслей, тело расслабилось и он, будто в полудреме, увидел картины прошлого, некогда запрятанные им самим в самую глубину сознания.
– В этот день Ранежка тебя впервые и увидела, – раздался где-то рядом, а может, и у него в голове, густой голос Ирбил.
Васька увидел берег той же самой реки, только немного выше по течению. Темноволосый мальчишка, лет двенадцати, сидел у воды на коротком обломке большого бревна и плакал. Плакал он от боли.
Васькины родители редко бывали трезвыми в то время. После того, как младшую сестру Васьки, пятилетнюю Наташу, насмерть сбил грузовик, мать трезвой уже не видели никогда, работы она лишилась и сидела дома. Отец пытался держаться, исправно ходил на работу на завод, но вечером быстро напивался и порой перегонял начинавшую пить с самого утра мать.
Васька и его младший брал Сережка, которому тогда было семь лет, выживали, как могли. Сережке было проще – его часто забирала к себе бабушка.
Суровая и набожная старуха, прямая и сухощавая, она прямым текстом сказала Ваське, что его она брать к себе не будет, потому что он уже «большой», а значит и «испорченный», да и двоих внуков она не потянет. Поэтому, Сережке повезло быть регулярно накормленным, а, кроме того, еще и не быть избитым пьяным отцом просто за то, что попался на глаза…
В тот летний вечер отец пришел с работы уже хорошенько поддавший. Поскандалив с женой на предмет отсутствия в доме горячительных напитков, он отправил Ваську в местный магазин, попросить спиртного в долг.
Васька, поболтавшись для вида до магазина и обратно, ничего в долг просить не стал, вернулся домой и сказал отцу, что продавец отказалась давать ему что-то в долг.
Отец бил Ваську давно, и тот уже привык к тумакам и затрещинам, но в тот вечер отец был в ударе…. Досталось Ваське больше обычного. Улучив момент, Васька вырвался из рук мучителя и, прыгнув на свой старенький велосипед, уехал в лес, к реке, где уже давно построил себе шалаш, который и служил ему теперь укрытием и тихой гаванью.
Теперь он сидел на бревне, смывая речной водой с лица кровь из разбитого носа и слезы. Тело, покрытое старыми и свежими синяками, болело, саднили ободранные об дощатый пол колени. На рассеченном лбу вздулась огромная шишка – после очередного удара отца, Васька ударился лбом о чугунную батарею.
Холодная вода принесла некоторое облегчение, кровь перестала течь, и Васька почувствовал голод. Размотав припрятанную в шалаше удочку, он, морщась от боли в боках, забросил в воду крючок с кусочком льняного жмыха, раздобытого им у соседа – рыбака.
Время катилось к вечеру, и рыба не клевала, приводя в отчаяние голодного мальчишку.
Теперешний, взрослый Васька, теперь видел это всё, как в кино, со стороны. Увидел он и девушку, которая сидела на берегу реки, и смотрела на мальчика полными слез глазами. Вдруг она протянула руку к воде и звонким, словно серебряный колокольчик, голосом попросила:
– Мама, помоги ему! Я прошу, помоги.
Вода в реке завертелась чуть сильнее, громче зазвучала быстрина, и не прошло и минуты, как мальчик с радостным криком вытащил большого окуня.
Трещали дрова в костре, а в стареньком, но до блеска отмытом котелке аппетитно булькала наваристая уха. Пригодилась тут и луковица, прихваченная Васькой из дома на днях, и пара картошек, что он купил в воскресенье на сдачу, когда отец посылал в магазин за бутылкой…
«Эх, еще бы хлебушка кусочек», – потирая руки, думал тот, маленький Васька, совершенно не зная, что сейчас его слышит он сам, только спустя почти тридцать лет.
Глава 10
– Так значит, мне тогда она помогла… – мысленно спросил Васька у Ирбил.
– И тогда, и потом. Всегда… – услышал он в ответ и его взор снова перенесся сквозь время.
Мальчик снова был в своем, ставшем ему уже роднее дома, шалаше. В этот раз от удара отца он упал на старый табурет боком, рассек кожу и, как он сам думал, наверное, сломал ребро. Потому, что вдыхать ему было больно, шевелиться тоже. Едва доехав на велосипеде до своего лесного приюта, он заполз в шалаш и растянулся на подстилке из сушеной травы. От вкуса крови во рту его мутило, и он даже порадовался этому, потому что тошнота заглушила ставшее уже постоянным чувство голода.
Небо затянуло тучами, где–то вдалеке сердито ворчал гром, лес затих в ожидании грозы. Мальчик в шалаше тихо заплакал от боли и отчаяния. Шалаш не мог сдержать потока летней грозы, а значит, что он снова промокнет насквозь и ночью замерзнет до костей.
Встать и развести костер он не мог, да и какой в этом смысл – огонь все равно зальет дождем…. Он с трудом повернулся на тот бок, который меньше болел, закрыл глаза и вдруг заснул.
Теперешний, взрослый Васька увидел, как к шалашу подошла тонкая прозрачная фигурка черноволосой девушки. Дождь уже начал накрапывать, но редкие капли пока еще не смогли пробиться через сплетенные ветки шалаша. Девушка сняла с плеча фиолетовый легкий платок и укрыла им мальчика. Тот вздохнул во
