Ольга Клюкина - Художник и его мамзель

– Оставь ее в покое, слышишь? – неожиданно сердито сказал Максимыч.

– Ладно, хватит, давайте лучше за женщин выпьем, – предложил кто-то поспешно. – За всю красоту их. Ну и за все такое прочее.

Художники с радостью потянулись к бутылкам, а Любе сразу стало скучно.

«Ну конечно, Полина среди них – своя, они за нее горой. А я кто?» – подумала она сердито. От шума и от табачного дыма у Любы к тому же сильно разболелась голова.

– Я пошла, спать хочу, – сказала она Сергею и направилась к выходу. – Сколько можно дурью маяться?

Сергей тоже без лишних разговоров вскочил с места, принес Любе куртку, кое-как помог одеться. Лицо его сияло от счастья, как будто на самом деле произошло что-то необыкновенное, очень для него важное.

На улице Любе почему-то сделалось еще муторнее. Она с трудом переставляла ноги в туфлях на высоких каблуках, в которых была на полголовы выше Сергея. На такого шибздика и опираться-то опасно…

То ли дело, когда они возвращались ночью из ресторана вместе с Денисом.

– Расскажи что-нибудь о себе, – сказал Сергей, когда они, спотыкаясь, наконец-то вышли на освещенный фонарями проспект. – Ты такая авангардная.

Но Люба только молча вздохнула, у нее не было никакого настроения для лирических разговоров.

Да и что она могла рассказать ему такого, что его поразило бы больше, чем ее недавняя выходка?

Школа. Кулинарное училище. Два раза чуть не выскочила замуж, но, к счастью, пронесло. Сплошные разочарования. Возвращение в Петровск. Ссоры с мамой. Свадьба Катюшки, на которой она случайно узнала, что есть место в транзитной гостинице на выезде из Саратова. Все-таки – город, цивилизация.

Повар, официантка, администратор, горничная – почти в одном лице, все время на подменах, суточный график. Шоферы и гаишники, нещадно ругающие своих жен. Но Люба была с ними неприступной и строгой, не разменивалась по мелочам. Ждала, когда наконец-то появится он – единственный и неповторимый. Дождалась.

В принципе до того момента, когда к гостинице подкатила белая «девятка», из которой, смеясь, вышел Денис, и вспомнить особенно нечего.

А все, что было потом, сейчас тем более не хотелось вспоминать.

– Лучше ты о себе расскажи, – сказала Люба. – Я так поняла, ты у нас женат?

– Откуда ты знаешь?

– Полина же сказала.

– Ах, Полинка… – пробормотал с ненавистью Сергей и замолчал.

Впрочем, идти с ним молча было еще лучше. Снова накрапывал мелкий весенний дождик, поневоле освежая затуманенную голову. Люба вспомнила, как бежала днем под проливным ливнем по этой улице, которая сейчас тоже таинственно блестела, мерцала в огнях фонарей и рекламных вывесок.

И зачем она сегодня весь вечер просидела в табачном дыму?

– Женился я… это так, – наконец нехотя отозвался Сергей. – По недоразумению. Не бери в голову. Ничего серьезного. Хорошее дело браком не назовут.

– А я-то думала, ты вообще в мастерской живешь, – вздохнула Люба. – У тебя там так по-домашнему, все капитально.

– Еще бы! Укрепляю плацдарм для отступления. В любой момент может пригодиться.

– В смысле?

– Ну, когда надумаю уйти от жены.

– Есть такие мысли?

– Постоянно. А сегодня – особенно, как никогда, – ответил Сергей многозначительно и прижался к ней еще теснее.

Но у нее после этих слов вдруг сразу резко испортилось настроение. Плацдарм для отступления? Где-то она об этом уже слышала. М-да, запасная позиция…

Может, Денис тоже подготовил плацдарм для отступления, прежде чем исчезнуть? И сейчас спокойно гуляет со своей молодой женой где-нибудь по Парижу? Или в другом месте вьют себе уютное домашнее гнездышко?

С какой стати, спрашивается, он должен был ей об этом докладывать? Кто она была для него, ведь даже не жена?

Павлуша сразу в точку попал – служанка, золушка.

Даже зубной пасты собственной нет, хоть печной золой зубы чисти.

– Ну вот и пришли, – сказал Сергей. – Ты чего вдруг задумалась?

На втором этаже в мастерской у Павлуши горел свет. Они стояли как раз под его окнами – пьяные и почти в обнимку. Хоть бы не выглянул в окно ненароком.

Люба отстранилась от своего спутника и шагнула в подъезд.

– Погоди, а как же я? Можно с тобой? – растерянно спросил Сергей.

– А жене домой по мобильнику позвонишь? – усмехнулась Люба. – Скажешь, немного заработался? Муза прилетела?

– Могу никуда и не звонить…

Он прижал Любу к стене, жарко задышал в лицо.

– Я забыть не могу… как ты тогда, а? А я что же, а?

– Отпусти, – сказала Люба. – Слышишь?

От него пахло дорогой туалетной водой, перегаром и копчеными лещами.

– Отпусти, а то я сейчас Павла Владимировича позову. Мы о такой оплате не договаривались.

Сергей сразу же испуганно отпрянул. Не так резво, конечно, как Павлуша, но все-таки. Видно было, что он до сих пор побаивался своего учителя.

– Что ты говоришь? Какая оплата? Я же так… За кого ты меня принимаешь?

– А ты… меня… за кого… принимаешь? – выразительно, с расстановкой спросила Люба. – Боюсь, ты попал не по адресу.

Когда Люба, то и дело натыкаясь на пеньки, шла по коммунальному коридору, в мастерской Павлуши света уже не было.

Ей захотелось постучаться в дверь и сказать ему что-нибудь хорошее.

Но ведь он еще сильнее испугается.

– Спокойной ночи, – прошептала Люба, обращаясь к замочной скважине.

А что она еще могла придумать, пьяная дурочка?

…Трам-там-там. От знакомого марша Люба подскочила на кровати и не сразу смогла вспомнить, почему она ночует в таком странном месте.

Но рука на ощупь нашла мобильный телефон, прежде чем пробудилось сознание.

– Только не говори, что ты уже спишь, – сказал ей Антон в самое ухо.

Почему-то Любе показалось в темноте, что он где-то совсем близко, и у нее по спине пробежала неприятная дрожь.

По голосу чувствовалось, что Антон изрядно пьян.

– Я уже сплю, – сказала Люба. – А тебе что, делать нечего? Зачем будишь людей среди ночи?

– У меня тут везде тоже люди. И все – спят, – зачем-то доложил Антон. – Кстати, хорошие девки. Ничем не хуже тебя. Только не надо говорить, что ты тоже сейчас спишь не одна.

Люба хотела отключить телефон, но вовремя спохватилась, вспомнила: а вдруг Антон в пьяном виде наконец-то проговорится и скажет, куда все-таки подевался Денис? Ради этого можно выдержать любое пьяное бормотание.

– Может, и не одна, – поддразнила его Люба.

– Ты же знаешь, что я азартный человек. Ты меня злишь, и это меня заводит… Ведь на самом деле это очень полезная для жизни вещь, без нее – никуда…

Антон сделал паузу, и Люба украдкой зевнула, с удивлением оглядываясь по сторонам. При лунном свете мастерская выглядела особенно романтично и была похожа на старинный замок. За окном слегка качались деревья, и их фиолетовые тени казались красивее любой картины.