Кристин Пачеко - Озаренные светом Рождества

По лицу молодой женщины разлился жаркий румянец, дыхание сделалось частым и неровным.

Это Кайл, внук Агги, шагнул в кухню.

Верхняя половина его тела была почти обнажена, и джинсы сидели низко, частично обнажая бедра.

— О Боже праведный! — воскликнула Агги.

— До чего хорош собой! — выдохнула Лекси, прижимая руки к груди и чувствуя, как, подобно елею, разливается в ней благотворное тепло.

— Не только снаружи, у него и сердце золотое! — убежденно и с оттенком ревности добавила преданная внуку бабушка Агги.

В воздухе ощущалась некая плотная, вполне материальная субстанция — взаимного чувственного влечения. Она наполняла атмосферу упругими волнами, не хуже электрических или магнитных.

Кайл сделал еще пару шагов, и с каждым шагом зародившееся в воздухе напряжение нарастало, придавая отношениям гостя и хозяйки странную неловкость.

— Я думаю, остальное следует предоставить им самим, — заключила Лекси, расправляя крылья и осеняя ими сцену свидания молодых людей. — Сама понимаешь… э-э… невежливо подглядывать, когда… — она запнулась, — когда дела начинают принимать такой оборот.

— Да! Да! О Боже!

— Теперь главное — придумать подходящее оправдание, чтобы нас не лишили наших серебряных крылышек. С молодняком всегда столько хлопот…

Кайл сделал второй, третий и наконец четвертый шаг в кухню, и Мэган, точно обмякнув, тяжело опустилась на стул.

Было в этом человеке что-то такое… подлинное, неподдельное… и вдобавок столь мощное и властное, что ломало любые доводы рассудка.

Мэган приподняла со стола чашку с чаем. Рука почему-то дрожала. Каждой своей клеточкой молодая женщина ощущала на себе внимательный, будто проникающий до самой глуби ее существа взгляд Кайла. Стараясь овладеть собой, она непослушными, онемевшими пальцами поднесла чашку к губам, глотнула, но только обожгла язык.

Он подсел к столу напротив нее. Зрелище его сильного полуобнаженного тела являло собой настоящий пир для глаз, побуждая ее фантазировать, каково это — покоиться в его объятиях, ощущал себя под надежной защитой этой силы.

За всю жизнь не возникало у нее ничего похожего на столь непристойные, распутные, похотливые помышления. Более того, она была просто уверена, что неспособна на такое.

До сегодняшнего дня.

Молодой человек потянулся за чайником. На мгновение рука его застыла в воздухе, и он огляделся с легким недоумением.

— Вы ничего не слышали?

Но Мэган вряд ли была способна услышать что-либо, кроме гула пульсирующей по жилам крови.

— Что-то вроде шелеста крыльев?

Она покачала головой.

— Должно быть, померещилось, — пожал он плечами. — Так как вы это делаете?

— Что именно? — пробормотала она слабым и надтреснутым голосом.

— Чай. — Он усмехнулся. — Знаете, я его никогда не пью.

— Просто залейте пакетик кипятком.

— Понятно.

Гость последовал ее инструкции, после чего начал выдавливать из пакетика остатки чая.

— Не надо! — Она остановила его, поспешно положив руку поверх его руки.

Кайл выронил пакетик.

Ее охватило, почти обожгло, теплом — живым теплом человеческого прикосновения. И оно моментально начало разливаться по телу.

В смятении Мэган мысленно приказала себе убрать руку. Но из этого ничего не получилось.

В этот момент он накрыл ее руку своей — будто замкнул в ловушку. И ей вдруг показалось, что в огромной кухне стало нечем дышать.

Он с наслаждением ощущал ее кожу — такую теплую, мягкую и гладкую, она же чувствовала только стремительные и яростные удары собственного сердца.

Стараясь прийти в себя, Мэган потрясла головой. Она никого не желает, ей никто не нужен. И уж во всяком случае, не этот человек.

Ей панически захотелось бежать. С преувеличенной решимостью молодая женщина выдернула руку.

— Это что, правда так серьезно?

Мэган озадаченно посмотрела на собеседника.

— Серьезно? О чем это вы? — Она пыталась перейти на легкий и непринужденный тон. Напрочь поглощенная собственными переживаниями, в которых его гипнотический образ занимал главное место, она упустила нить разговора.

Кайл добродушно усмехнулся.

— Я про чайный пакетик. Почему нельзя отжимать?

Меньше всего она думала сейчас о чаепитии.

— Э-э… чтобы не было горько.

— Хм… А вот с некоторыми вещами — наоборот. Чтобы не было горько, лучше их отжать. В смысле — отжать горечь. — Он проницательно смотрел на нее.

Великий Боже! Она тонет. Идет ко дну. Хорошо бы под каким-нибудь предлогом уйти к себе наверх, но по какой-то причине, в которой Мэган сама себе не призналась бы, она продолжала сидеть…

Она и не подозревала прежде, что ей нравится играть с огнем… Теперь же ей одновременно хотелось и избежать нового опыта, и пережить его. А еще — узнать, такой ли Кайл хороший учитель, как рисует ей воображение.

Она рассеянно наблюдала за тем, как он отхлебнул глоток напитка, который ему не нравился, как нахмурился, стараясь этого не показать.

— В буфете есть растворимый шоколад, — сжалилась она.

Кайл с готовностью поднялся.

— В каком буфете?

Мэган показала, он открыл дверцу и вытащил банку. Тут его взгляд упал на Лекси, ее любимого глиняного ангелочка, он осторожно взял его с полки и тоже принес на стол.

— Моя бабка Агнесса — бабушка Агги, как я называл ее, — тоже собирала фигурки ангелов, — обронил Кайл. Отхлебнув — на сей раз уже шоколада, — он удовлетворенно кивнул.

Потом стал задумчиво разглядывать глиняную статуэтку с розовыми щеками и маленьким нимбом вокруг головы.

Он бережно держал ее на ладони, будто лелея, и она казалась до смешного крохотной в его большой руке. Вид у Лекси был при этом довольный и умиротворенный.

— Вы сказали, собирала? — тихо переспросила Мэган.

— Она умерла… уже несколько лет назад.

И Мэган услышала неприкрытую нотку боли в его ответе.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Она была для меня не просто бабушкой. — Молодой человек осторожно поставил ангела на стол, нежно погладив пальцем букетик сухих цветов, который сжимала в руках Лекси. — Не помните, где вы его купили? Я бы хотел иметь такого на память.

— Я сама его сделала. А лицо ангела вылеплено с портрета моей бабушки Лекси.

— Потрясающе!

Его одобрение заставило ее чуть покраснеть от удовольствия.

Кайл откинулся на спинку стула, судя по всему, совершенно не замечая или не желая замечать своего бесспорного и необычного воздействия на нее.

Это ваша работа или хобби?