Недомолвки - Ольга Мицкевич
Не выдержав, я встала, собралась и вышла в холодную ночь. Мне хотелось оказаться там, где все знакомо и никому до меня нет дела. Небольшой кабачок в старой Риге, на узкой улочке за ратушей, был идеальным местом для этого. Я с тоской осознала, что это местечко – «Сын старого мельника» – мы нашли с Тёмой далекие шесть лет назад, когда я только переехала от родителей, и мы гуляли всю ночь по случаю моего новоприобретенного статуса независимой женщины.
«Сын старого мельника» – уютный, скрытый от туристов, но безумно популярный, благодаря своей аутентичной, выдержанной в духе старины атмосфере, бар со стенами из каменной кладки, деревянными балками на потолке и огромными канделябрами над головой. Пиво здесь подавали только местное, деревянные столы украшали толстые свечи и пиалы с орешками, а пахло копченым мясом и травами.
Войдя внутрь, я отряхнула налипший всюду снег и прошла к бару. Приближалось восемнадцатое число1, и небольшое помещение было украшено по этому случаю с особой тщательностью: сам хозяин родом из Кулдыги2, поэтому в интерьере преобладали ленты с характерным для Курземе3 орнаментом. Белые свечи на столах аккуратно повязаны красными лентами, а к орешкам прибавилась брусника – крупная, темная, при одном взгляде на которую во рту скапливалась слюна.
Скинув куртку, я заказала горячее вино и осмотрелась. Народу было немного, час поздний: в основном местные и несколько туристов. И еще какая-то компания в дальнем углу, скрытом тенью от потолочных балок и резных панелей так, что рассмотреть лица не было возможности.
Я пила, слушала тихую музыку и вой ветра за окном, а голоса в баре то стихали, то вновь взмывали ввысь, подобна морским волнам. И впервые за эти две изматывающие недели мне было тихо.
А потом я услышала знакомый смех – из того самого затемненного угла, – и вздрогнув, обернулась. Сердце подпрыгнуло к желудку и застучало в два раза быстрее, когда я поняла, что не обозналась: вот же он, жив-здоров, и все пальцы вроде на месте, так что вполне мог бы и на телефонный звонок ответить. Я замерла, сжав похолодевшими ладонями бокал и тупо уставилась на Артема. И словно почувствовав мой взгляд, он дернул головой и повернулся, оглядел зал и тоже замер, когда наши взгляды пересеклись. Улыбка сошла с его лица, в глазах вспыхнуло удивление.
Не знаю, сколько мы так сидели, словно пойманные в ловушку, не в силах отвести глаз друг от друга. Ни один из нас ни сказал и слова. Мы не двинулись с места, радостно приветствуя друг друга, как сделали бы всего четырнадцать дней назад – в прошлой жизни. И все же это было подобно разговору – яростному, честному и беспощадному. Взгляд Артема горел пламенем упрека и невысказанной боли, а еще тоской – такой глубокой, что она казалась древней и почти живой. А я просто хотела, чтобы он знал, как я скучаю, как я люблю его и, похоже, всегда буду любить. Что бы там ни было, он будет моей вечностью. Голоса увядали, блики огоньков от свечей танцевали на стенах, а мы словно таяли в густом, напоенном пряными ароматами воздухе.
А потом на плечо Артема легла тонкая рука с ярким маникюром, я моргнула и пузырь лопнул. Мы оба вновь оказались в реальности.
На ватных ногах и мелко дрожа всем телом, я поспешно сползла со стула и на ходу натягивая куртку, почти бегом выскочила на улицу. Несколько раз глубоко вдохнув холодный, отрезвляющий воздух и чувствуя, как глаза горят под веками из-за непролитых слез.
Далеко я не успела уйти: он догнал меня у поворота. Схватил за локоть и резко развернул к себе лицом. Какой-то миг просто стоял и смотрел, явно раздираемый желанием высказаться, и не решался, сдерживаясь.
– Привет… – наконец выдохнул он.
Меня хватило только на яростный взгляд и горький смешок, больше похожий на всхлип. Я вновь развернулась, отчаянно желая сбежать от него. Глаза жгло все сильнее, а я лучше утоплюсь, чем расплачусь сейчас при Тёме.
– Эй, постой! – опередил он меня в два шага и схватил за обе руки повыше локтя, отрезав все пути к отступлению. – Что ты тут делаешь?
– А тебе не все равно? – сквозь зубы процедила я. – Отпусти меня, я уже ухожу. Не буду мешать тебе развлекаться!
Попыталась вырваться, но не тут то было.
– Прекрати! – хмурясь, усмирял меня он.
– Не прекращу! Пусти, я не хочу здесь оставаться! Я просто хочу домой.
– Что, к нему торопишься? Школьную любовь решила вспомнить? – неожиданно горько прошипел Артём, до боли сжимая пальцы на моих предплечьях. – Никак не намилуетесь, голубки?
– Да что ты несешь? При чем тут Ваня?
– Не произноси его имя! – вздрогнув, воскликнул Тёма. – Не могу его слышать. Тошно.
Как он это произнес… Я смотрела в его налитые гневом и болью глаза, и не могла поверить. Боялась поверить. Потому что то, как он себя сейчас вел, было очень похоже на ревность.
– Я его выгнала, – тихо выдохнула я в морозный воздух. – Нет его.
– Что? – наконец-то мне удалось его удивить. Это хорошо. Удивление лучше голодного пламени ярости, которое, судя по выражению его лица, пожирает Тёму изнутри. – Почему?
– Почему ты не звонил мне, Тёма? – дрогнувшим голосом прошептала я. Мне хотелось быть храброй. Мне хотелось быть резкой, но внутри выли ветра тоски и обиды. – Почему просто пропал, не отвечал на телефон и отказался разговаривать со мной? Тот вечер… – горло свело, словно я комок бумаги сглотнула. – Мне было так плохо, а ты даже не потрудился ответить на треклятый телефонный звонок!
Тень накрыла его лицо. Артем отступил на шаг, наконец, ослабив хватку, и я моментально почувствовала себя покинутой. Мне отчаянно хотелось ухватиться за него, иначе улечу, подхваченная ветром – затеряюсь в пустых улица, растворюсь в ночи. Тёма шумно выдохнул, крутанулся на месте и сделал прочь несколько шагов; запустил ладони в волосы и замер. Мне оставалось только наблюдать. Вся его поза говорила о напряжение: жилы на шее вздулись, и в
