Ребекка Уинтерз - Перст судьбы
— Мое поведение вас шокирует? — спросил он с кривой улыбочкой. — Я же мужик, хоть и преступник. И женщину давно не видел. А вы себя сами преподнесли, на тарелочке с голубой каемочкой. — Потом продолжал: — Должен признаться, что, едва вдохнув запах ваших духов, почувствовав ваши губы, я не только забыл ваш духовный сан — я представил вас вообще без всяких этих украшений.
— Как вы смеете?!
— Смею. Вы сами бросились ко мне в объятия. — Его усмешка снова стала дьявольской, и не успела Андреа ахнуть, как его рот снова впился в нее. Теперь он целовал медленно, не торопясь, словно стремясь возбуждать ее до тех пор, пока она не лишится всякой воли. Андреа старалась не загораться, оставаться жесткой и отстраненной, но он лишь хмыкал в ответ на ее жалкие попытки.
Хуже всего было то, что ее охватывало желание, горячая волна разливалась по всему телу, чего не случалось раньше никогда, даже с Марком. Андреа боролась со страстью и не могла ее унять, не могла вырваться из плена тесно прижавшегося к ней его тела.
Наконец ей удалось отстраниться, но он снова приник к ее лицу, касался его своей щекой и шептал:
— Значит, меня не стоит спасать? Даже во имя твоего возлюбленного Бога? Ну что ж, скажи часовому, что мы притворяемся. Уж он сделает все для того, чтобы я больше не нападал на беспомощных женщин. Да к тому же пасторов. Этих дурочек, забредающих в мужскую тюрьму.
— Время истекло, Гастингс! — закричал часовой, словно подслушав. — Назад, в камеру!
В последний раз он охватил ее голову ладонями и приподнял, глядя ей прямо в глаза:
— Спасибо за визит. Может, вы не были готовы к такому. Но теперь мне есть о чем мечтать. Ну, в последний раз, на дорожку. — И снова впился в нее губами.
Хриплый стон вырвался из ее горла. Гастингс понимающе улыбнулся.
— Вот, вот. Ты чувствуешь то же самое, что и я. — Он провел большим пальцем по ее губам. — Совершенно то же самое. А теперь — прочь отсюда. Беги домой, спасайся от большого серого волка.
Сверкнув на прощанье разбойничьей улыбкой, Гастингс бегом выскочил из часовни.
Андреа была как выжатый лимон. Не в силах держаться на ногах, она оперлась на спинку стула. Через пару минут, придя в себя, она зашла в часовню, побросала в чемодан свои вещи и пошла вон из тюрьмы.
Позже она не могла вспомнить, как ей удалось пересечь приемную для посетителей, сесть в машину и добраться до Альбукерке. Остались только ощущения — греха, того, что она преступила грань и, главное, убедилась в том, что Лукас Гастингс получил свой срок не зря. Решение присяжных, в том числе и ее собственное, казалось ей теперь правильным.
Как же она не разгадала эту натуру еще во время суда? Не поняла, сколько в его характере неукротимой наглости, презрения к закону?
Видимо, эти вопросы навсегда останутся без ответа. И слава Богу, больше она с ним не встретится.
Чтобы забыть его, нужно выбросить из головы все с ним связанное, главное — не рассказывать об инциденте в Ред Блаф ни одной живой душе, даже отцу Полу. Со временем все потускнеет и уйдет в прошлое.
А пока что придется изменить свое восприятие жизни. В дальнейшем отец Пол не сможет упрекнуть ее в том, что она живет скорее сердцем, чем головой. Отныне с этим покончено.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Извини меня, Анди, но мяч надо брать вот так. — Ричи демонстрировал высокий класс игры в спортзале при церкви. Две команды подростков, собравшись по обе стороны волейбольной сетки, смотрели и слушали.
— Может, мальчики будут стоять в первом ряду, а мы с Лизой прикроем тыл? — предложила Анди, подмигнув застенчивой старшекласснице, которой точно так же «везло», как и Анди, когда нужно было отбить мяч.
Ричи весьма серьезно относился к своим обязанностям временного тренера и капитана команды. Андреа честно пыталась следовать его указаниям, но каждый раз, когда мяч летел на нее, она принимала его неудачно. Хорошей игрой в волейбол она никогда не могла похвастаться, но сейчас решила лечь костьми, но овладеть этим видом спорта.
В конце февраля должен был состояться матч между командами разных религиозных конфессий, входящих в Молодежный церковный союз. До матча оставалось меньше двух месяцев. Видимо, чтобы привлечь к соревнованию больше зрителей, церковное начальство Западного района ввело новое правило: в каждой приходской команде должно играть одно духовное лицо. Поскольку отцу Полу такая сверхспортивная деятельность была явно не по возрасту, защищать честь команды выпало на долю его заместительницы. Прослышав об этом, Андреа застонала как от зубной боли, и все же пришлось согласиться.
Сейчас, поправив косу, уложенную на макушке, Андреа заняла свое место — там, где указал Ричи. Видя мяч, летящий с сильной подачи прямо на нее, она сжалась как пружина, чтобы изо всех сил отбить его назад. Но, к ужасу ее и всей команды, мяч описал плавную дугу и упал на той же площадке.
Расхохотались обе команды по обе стороны сетки. Ричи упал на пол, изображая отчаяние; он дрыгал ногами и колотил руками по свеженатертому паркету.
Красная от возбуждения и стыда, в белой футболке, которая намокла и прилипла к телу, четко описывая ее фигуру, Андреа смущенно разглаживала на себе розовые шорты.
— Я знаю, Ричи, мне нужно долго учиться, но не считай меня безнадежной.
— Это нужно доказать, — сказал Мэт Гаранза, ослепив ее улыбкой, за которую его прозвали в школе «красавчиком».
— Благодарю за доверие, — съязвила Андреа, — в следующий раз, когда тебе понадобится моя помощь, вспомни, что произошло здесь сегодня. — Подмигнув ему, она побежала на свое место.
— Ребята по-своему правы, — услышала Андреа, поднимая с пола мяч.
Мяч выпал у нее из рук.
Она узнала голос, произнесший эту фразу.
Он принадлежал человеку, которого три месяца назад она поклялась забыть, этот голос нельзя было спутать ни с чьим другим. Когда его освободили? Как он меня нашел? — изумленно подумала она.
В кровь девушки стал поступать адреналин, повергая ее в панику, взбудораживая психику. Когда она решилась поднять голову, ее взгляд встретился с глазами Гастингса, который смотрел на нее в упор. Андреа приросла к месту.
В голове ее понеслись воспоминания, словно кадры из цветного кинофильма. На лице проступили пятна.
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, — гладко выбритый, в белых джинсах и синей спортивной рубашке — и казался еще выше, чем раньше. Она вспомнила, каким неуправляемым он был в крошечной исповедальне. Поглядев на нее долгим оценивающим взглядом, он сказал:
— Приятно, что вы меня помните. Есть вещи, которые не забываются, правда?
