Холли Престон - Нарисованное сердце
— Дядя Билл уже поел и занимается своими делами, — сообщила ей Мэри, заметив, как она беспокойно поглядывает на дверь. И девочка не ошиблась: Карла подсознательно ждала появления Билла. — Садитесь рядом со мной, — пригласила она и выдвинула перед гостьей стул. — Сегодня у нас на завтрак вафли. Они вам наверняка понравятся.
Но Карле в эту минуту хотелось одного — выпить чашку свежезаваренного кофе… Даже несколько чашек, решила она, уловив ароматный запах напитка, когда Маргарита поставила на стол полный кофейник.
— Кажется, на девять часов мне назначена встреча с адвокатом Тома? — сказала она, обращаясь к домоправительнице. — Когда он приедет…
— Он уже здесь, — сухо ответила Маргарита, не глядя на девушку. — Прибыл еще четыре дня назад. Они с Биллом уже позавтракали и сейчас что-то обсуждают. В девять я провожу вас в кабинет.
Отказавшись от вафель, которыми ее усиленно потчевали сестрички, Карла налила себе полную чашку кофе и уставилась в окно, через которое в комнату лились обильные потоки утреннего света. Окна столовой выходили в уютный внутренний дворик, тоже напомнивший ей Португалию. Во дворике стояли горшки и кадки с цветущими растениями, весело искрился в солнечных лучах небольшой фонтанчик, выбивавшийся со дна круглого водоема. Сквозь витую чугунную решетку ворот в наружной стене были видны зеленая лужайка и поблескивающая поверхность воды. Там, должно быть, располагается плавательный бассейн, решила Карла…
Без пяти девять в дверях столовой появилась Маргарита и жестом пригласила Карлу следовать за ней. Они миновали несколько комнат, потом шли по просторному, устланному ковром коридору. И только в самом конце его Маргарита остановилась и открыла дверь в помещение, угнездившееся под винтовой лестницей.
Войдя, Карла с удивлением обнаружила не крохотную, а довольно просторную комнату. Присмотревшись повнимательнее, она поняла, чем сразу приглянулось ей это помещение: отсутствием всякой мишуры и выставленной напоказ роскоши. Это было скорее обиталище настоящего мужчины — делового, непритязательного, ведущего суровый образ жизни. Тогда как таким, как Крис, например, нравилось окружать себя предметами искусства и дорогими безделушками.
Стены комнаты были побелены. Вдоль одной из них стоял огромный шкаф, заполненный книгами, которыми, судя по их виду, часто пользовались. Над камином висел старинный мушкет, а сбоку стояла пирамида с ружьями, соединенными тяжелой цепью, запертой на замок. Внимание Карлы привлекли также два широких кожаных дивана темно-коричневого цвета, между которыми на полу лежал мексиканский домотканый ковер.
На громадный письменный стол падал сноп солнечного света. В комнате пахло кожей и маслом, и все в ней настолько ассоциировалось с мужским началом, что Карла через минуту почувствовала себя незваной гостьей, тем более что, кроме нее, здесь больше никого не было.
Но тут через распахнутую двустворчатую дверь, выходившую во внутренний дворик, она услышала мужские голоса. Постепенно Карла стала различать и другие звуки: жужжание старомодного вентилятора под потолком, мычание коров на лугу, щебетание птиц и вкрадчивые всплески фонтана.
На одной из стен висело несколько картин, изображающих быков, коров или лошадей. Написанные в реалистической манере, они потрясали мастерством исполнения. Позади письменного стола располагались стеллажи с папками. Карла уже направилась было к картинам, чтобы рассмотреть их поближе, когда увидела в дверном проеме двух мужчин.
Как и накануне, на хозяине ранчо были выцветшие голубые джинсы и хлопчатобумажная рубашка в клетку. Его сапоги были покрыты красноватой пылью. Войдя в кабинет, Билл снял ковбойскую шляпу, и Карла увидела такую же пыль на его лице.
Его спутник был одет примерно так же, но в отличие от Билла не выделялся высоким ростом и широкими плечами. Его виски уже заметно посеребрила седина. Увидев незнакомую женщину, он слегка улыбнулся и представился:
— Меня зовут Эндрю Флипсберг, я адвокат Томаса Даррелла. А вы, естественно, Карла Шерилл… В жизни вы еще лучше, чем на фотографиях. Не правда ли, Билл?
В ответ раздалось лишь неопределенное бурчание, и Карла почувствовала, что ее щеки заливает краска. Но не от услышанного комплимента, а оттого, что Билл отнесся к нему точно так же, как относился к ней, — с явным пренебрежением.
— Вы, по всей вероятности, получили мое письмо, — произнес Эндрю.
— Да, конечно. И… я была очень огорчена. Разумеется, я знала, что у Тома не все в порядке с сердцем. Но у меня сложилось впечатление, что он еще долго проживет. А тут вдруг…
Циничный смешок, раздавшийся за спиной, заставил ее оборвать фразу. Щеки Карлы запылали сильнее, и захотелось обернуться и сказать Биллу, как ей сейчас трудно. Ведь, в конце концов, она не сама напросилась приехать сюда. Ее пригласили. Был бы этот Даррелл другим по складу характера, она могла бы объяснить ему, почему известие о смерти Тома подействовало на нее столь удручающе. Рассказать о том, какое удовольствие получала от общения с его дедом, от его солененьких шуток. Поведать, что ей знакома боль, которую испытываешь, потеряв родного человека. Ведь ей пришлось пережить горькое одиночество, чувство растерянности и беззащитности после трагической гибели родителей.
Но в ее душу уже закралось сомнение: а способен ли Билл Даррелл понимать кого-либо, кроме себя самого, сопереживать ближнему? Карла все больше склонялась к мысли, что любые ее слова будут истолкованы превратно и не в ее пользу.
— Разумеется, и он о вас тоже был самого хорошего мнения, — сказал адвокат. — А почему бы нам не присесть? Билл, может, попросишь Маргариту принести нам по чашечке кофе?
Карла опустилась в кресло и даже рискнула изобразить вежливую улыбку, когда Билл спросил, не желает ли она выпить чего-нибудь еще.
— Для меня кофе вполне достаточно, — ответила она.
Когда Билл вышел из комнаты, Эндрю счел своим долгом сказать:
— Он очень тяжело переживает и смерть деда… и некоторые пункты его завещания, потому что…
Адвокат не успел окончить фразу: вернулся Билл и сообщил, что кофе будет подан через пять минут.
— А теперь давайте приступим к делу, — добавил он. — Как ты на это смотришь, Эндрю?
Эндрю прокашлялся и, обращаясь к Карле, напомнил:
— Итак, Карла, из моего письма вы знаете, что ваше имя упоминается в завещании Томаса Даррелла…
— Естественно, знает! — раздраженно прервал адвоката Билл. — А иначе, зачем бы она примчалась сюда, как «скорая помощь» по срочному вызову? Примчалась, чтобы получить сполна за свой тяжкий труд! Интересно, о чем вы думали, когда ложились с ним в постель? Как смогли не обращать внимания на его более чем почтенный возраст?
Карла была ошеломлена. Она и раньше подозревала, что у Билла зародились мысли о ее любовной связи с его дедом, но она никогда не думала, что он способен вот так запросто заявить о них при постороннем человеке.
Карла поднялась с места. Она почти не осознавала, как отодвинула в сторону кресло, как задрожала всем телом.
— Это неправда! — воскликнула Карла. — Ваш дед и я никогда не были любовниками, чего бы он вам ни наговорил…
— Он нам ничего не говорил, — последовал жесткий ответ. — Но некоторые вещи говорят сами за себя. Иначе, зачем бы ему понадобилось дарить вам половину ранчо? Почему он отдал малознакомой особе то, что берег всю жизнь для своей семьи? Что вы ему такое посулили, черт возьми? Не верю, что дело ограничилось только вашим уступчивым телом. Во всем этом кроется, должно быть, что-то еще… Но что? Вы обещали ему родить сына? Так?
— Билл! — суровым голосом перебил разгорячившегося приятеля Эндрю Флипсберг.
Карла была потрясена услышанным. Ее трясло, когда она снова обессиленно опустилась в кресло. Перед глазами все плыло: открывшаяся дверь, в которую вошла Маргарита с подносом, заставленным чашками с кофе, адвокат, расчищающий на письменном столе место для подноса, Билл, сурово взирающий на нее… Нет, Том не мог пойти на такое, мелькнуло в затуманенном мозгу Карлы. Не мог завещать ей половину ранчо! Ведь они были едва знакомы. Но даже за неделю их общения у Карлы сложилось твердое убеждение в том, что для этого человека семья всегда стояла на первом месте. Том Даррелл никогда бы не отнял и дюйма земли у тех, в ком текла его кровь.
— И вы ничего не знали о намерениях покойного? — Адвокат, прищурившись, наблюдал за Карлой. — Неужели он не делал никаких намеков?
— Никаких! — Ее голос задрожал. — Он мне ничего не говорил, а я никогда…
— О, как вы все умненько обстряпали! — Билл ехидно ухмыльнулся, не обращая никакого внимания на состояние, в котором находилась Карла. — Очень умненько, деликатно даже, а главное — никаких улик. Но вам это не сойдет с рук. Мой дед вложил в ранчо всю свою жизнь, и все, что здесь есть, — плоды его труда. Он никогда бы не…
