Елена Арсеньева - И звезды любить умеют (новеллы)
И Катерина заплакала еще горше: на сей раз оттого, что вместе с Алексеем Яковлевым умерло то время, когда она могла жить преимущественно мечтами. Теперь ей нужно будет на какое-то время — если не навсегда! — обратиться к суровым житейским будням. И если она не хочет, чтобы унылая, повседневная, привычная для других актеров и актрис (для той же ненавистной, унылой Каратыгиной!) борьба за существование стала ее уделом, первым делом нужно вернуть Гагарина. Но не молить о милости! Нет, нет, на это она — Моина, Кора, Клитемнестра, Федра, Аменаида, Гермиона — неспособна. На это не была способна и Медея, роль которой как раз готовила Катерина Семенова для своего бенефиса.
Медея?.. Да, уж эта женщина умела управлять судьбами — как своей, так и чужими.
Медея! Вот он, ответ.
* * *В один из майских дней 1818 года в Петербургском театре состоялась премьера трагедии Лонженьера «Медея».
Дочь колхидского царя Ээта, некогда помогавшая аргонавтам раздобыть золотое руно и влюбившаяся в их предводителя Язона, вместе с ним бежала в Иолк и стала женой Язона. Однако проклятия покинутого отца и убийство брата не способствовали ее счастью: Язон вскоре разлюбил ее и решил жениться на юной красавице Креузе. Медея, которая не мыслила жизни без этого человека — ведь ради него она совершила столько преступлений! — решила отомстить… да так страшно, что сами боги Тартара содрогнулись бы!
Для начала она послала юной Креузе «свадебный подарок» — роскошное одеяние, надев которое, Креуза уже не смогла с ним расстаться. Да и затруднительно было бы сделать сие, ведь колдунья и чародейка Медея пропитала одеяние ядом, от которого Креуза умерла в страшных мучениях вместе со своим отцом Креоном, который пытался ее спасти.
Язон еще не знал о страшном событии и пытался успокоить ревность и страдания жены. Утешая ее, он уверял, что не бросит их детей.
— Ничто не разлучит их с нежностью моей! — произнес он, не понимая, что этим все равно что вонзил нож в разверстую рану.
— Как?.. Хочешь ты еще лишить меня детей? — воскликнула Медея. — Моих детей… предать ты мачехе дерзаешь?
У зрителей мороз прошел по коже, когда они услышали болезненный вопль, в который вылились эти слова: «Моих детей…»
И тогда Медея решила отомстить неверному мужу самой страшной, самой изощренной местью — убить его детей.
Медея заклинает Тартар разверзнуться и дать ей силы. Тени подземных насельников чередой прошли пред нею. При виде Сизифа, прародителя Креона и Креузы, ненависть исказила ее лицо, но вот перед Медеей явилась тень ее отца, и нежность явилась на смену ярости:
Драгая тень! Скажи: преступный мой побег,Конечно, дни твои печальные пресек,Хоть руку мне простри… Но призрак чей безглавыйБросается меж нас, ужасный и кровавый,Обезображенный от крови и от ран?Он весь ударами растерзан и раздран —Се брат мой!
Ее последний крик раздирал душу, а заклинания ее были так страшны, что в публике боялись шевельнуться, чтобы эти темные тени не сошли со сцены и не набросились на людей, ища жертвы. Какая-то дама упала без чувств, но никто и не подумал подать ей помощь. Люди были зачарованы Медеей.
Ну что ж, и другие актрисы, в том числе и m-lle Жорж, играли прежде всего колдунью, фурию. Это не было новостью. Но вот настала сцена прощания с детьми, которых Медея должна убить, повинуясь все той же воле рока, которая в античных трагедиях является главной, всемогущей героиней, — и все увидели, что в ней не осталось ничего от фурии. Она была жалким существом: на нее смотря, почти все плакали в продолжение целого четвертого действия. Она и хочет остановиться — и не может, потому что дети ее, внуки Солнца-Гелиоса, недостойны той жалкой участи, которая их ждет.
Это была первая Медея, в которой человеческие чувства боролись с демоническими страстями, и хоть все зрители отлично знали сюжет трагедии, в душе каждого возникла безумная надежда, что материнская любовь возобладает над волей рока и Медея откажется от убийства.
Увы…
И вот месть свершена. В зале, чудилось, перестали дышать. Приблизившись к Язону, глядя на него в упор, Медея вынула из-под плаща кинжал, которым были убиты дети:
— Смотри! Вот кровь моя и кровь твоя дымится!
Чудится, все, даже стоявшие за креслами последнего ряда, видели эту кровь на кинжале и обоняли ее страшный запах. Зрители самые хладнокровные были поражены величайшим ужасом. Поистине, это было nec plus ultra[54] в искусстве трагедии!
И когда адская колесница, везомая драконом, унесла Медею со сцены, в зале некоторое время царило оцепенение. Наконец зрители с нескрываемым облегчением перевели дух. Потом… только потом разразились небывалые аплодисменты.
Когда артисты вышли на поклоны, Катерина, бросив наконец-то взгляд в ложу дирекции (весь спектакль она запрещала себе туда смотреть, а вернее, не до того было!), увидела, что князя Гагарина там нет.
Впрочем, ей не пришлось долго теряться в догадках, где же он. Князь Иван Алексеевич уже вышел на сцену из-за кулис и на глазах у всех прижал к себе актрису Семенову, как бы закрепив публично свои на нее права.
На самом-то деле сегодня именно Катерина Семенова закрепила полную и безоговорочную власть над князем Иваном Алексеевичем Гагариным… И поняла, что может и дальше делать с ним что хочет.
* * *В один из февральских дней 1827 года состоялась свадьба князя и актрисы — да, Катерина своего любовника еще порядочно помучила, прежде чем вышла-таки за него! Состоялась после пятнадцатилетнего бурного и порою даже трагического романа. Дочерей Иван Алексеевич Гагарин узаконил, а вот сын… сын так и остался сыном неизвестного отца. Ну что же, юношу могло утешать одно: его матерью была великая актриса русской сцены.
Саламандра
(Айседора Дункан)
— Вы не можете вот это исправить? — спросила она тихо и протянула ему какую-то маленькую, неказистую книжечку.
Он взял документ. Это был паспорт, на его последней странице находилась маленькая фотография необычайно красивой женщины с блестящими глазами и затаенной улыбкой. Паспорт был выписан во Франции на имя Айседоры Дункан.
Человека, к которому она обратилась, звали Илья Ильич Шнейдер, и он был известный журналист, театральный критик и драматург, по воле судьбы (вернее, по приказу правительства) устраивавший в Советской России дела знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, ставший ее секретарем и переводчиком. В конце концов они подружились настолько, что Айседора не постеснялась обратиться к нему с просьбой… подделать паспорт. Пусть другого государства, но все же!
