Доппельгангер (СИ) - Цвейг

Заприметив освободившееся место, я отвёл туда парня, который в общем-то не сопротивлялся, но по-прежнему угрюмо смотрел на меня. Усадив его в кресло, я сунул ему в руку лёд.

— Приложи.

— Без твоих сюсюканий как-нибудь обойдусь.

Я терпеть не мог, когда мою заботу так пренебрежительно отвергали. Взяв назад пакет, я приложил его к пунцовой щеке зверёныша, которая уже начинала распухать.

— Я в состоянии сам о себе позаботиться! — рявкнул парень, пытаясь отбросить мою руку. Но я с силой удерживал его на месте и в результате, вымотавшись после драки или же всё же решив больше не сопротивляться, он перестал пытаться меня оттолкнуть и сам согласился держать лёд, видимо, поняв, что это будет выглядеть более достойно. Я привычно занял место напротив, ожидая, когда он придёт в себя и начнёт сыпать своими бреднями. Собеседник не заставил себя долго ждать. Не успел лёд хоть немного подтаять, как парень разразился ругательствами:

— Ба, вот уж не подумал бы, что такое жалкое ссыкло рискнёт вмешаться!

Я не собирался прерывать его, пока его завод не пройдёт. А когда он в сладость наорётся, планировал поговорить с ним о задуманном ранее. Случай с дракой всё же подвернулся как нельзя кстати, чтобы наглядно показать, каким глупым он был.

— Но трус в любом случае остаётся трусом, только ты мог догадаться исподтишка ударить сзади, — неистовствовал парень. — Лучше бы я сам ему морду набил, чем получил такую позорную и убогую помощь!

Он швырнул мешок со льдом в сторону и нервно достал из кармана зажигалку и пачку сигарет. Закурив, он какое-то время молчал, а затем уже с меньшим запалом добавил:

— Вообще, чёрт тебя побрал лезть, куда не просят. Правильный такой, что надо было поиграть в благородство?

— Всё сказал?

— Нет. Ещё раз притронешься ко мне или попробуешь удержать, огребёшь так же, как эти мрази.

Этот щенок был по-настоящему поразительным. Распускал руки, когда не лень, но стоило немного ограничить его собственную свободу, тут же был готов метать вспышки гнева. Я потёр запястье, на котором до сих пор был яркий след от бычка, и терпеливо сказал:

— Ты же понимаешь, что не существует таких конфликтов, которые нельзя было бы разрешить разговором?

Парень оторопел и, казалось, даже поначалу не знал, что ответить. Однако секундой позже его замешательство трансформировалось в крякающий смех.

— Ха-ха-ха, ты сам-то веришь в эту брехню? Неужели ни разу не хотелось никому заехать по роже вместо пустой болтовни?

— Может, и хотелось, но я на то и человек, что умею контролировать свои порывы, а не веду себя как животное, которое не может держать себя в руках.

— Да я уж в прошлый раз заметил, насколько у тебя всё под контролем, даже не встаёт, — насмешливо парировал собеседник.

И на что я только надеялся?

Докурив, парень начал упёрто бороться со второй сигаретой, которая намокла при неизвестно каких обстоятельствах и никак не хотела зажигаться.

— Бля!

Я больше не мог наблюдать за этими жалкими потугами и протянул ему свою пачку сигарет. Зверёныш недоверчиво глянул на неё и не взял.

— Мать Тереза же говорила, что не любит запах табака и отказывалась курить.

— Бывают исключения, — оправдываться и что-либо объяснять у меня не было желания. После общения с ним я действительно начал привыкать к запаху сигаретного дыма и посередине рабочей недели, когда внезапно понял, что скучаю по землисто-пряному аромату, который смогу услышать только через несколько дней, купил пачку.

Сейчас эта пачка так и осталась лежать на столе нетронутой. Мальчишка всё же справился с непослушной сигаретой и, глубоко вдохнув дым, спросил:

— Так ты, выходит, меня животным считаешь?

Я еле удержался от того, чтобы закатить глаза. Как я мог забыть о его привычке цепляться к словам.

— Ну да ладно, это ничего страшного, кто-то умный писал, что люди все животные, пусть и социальные, поэтому нет ничего критичного в том, что иногда в нас просыпаются звериные инстинкты. Не говоря уже о том, что некоторые попросту заслуживают того, чтобы их огрели.

— То, о чём ты говоришь, крайне бесчеловечно…

— Ба, правда, что ли? — перебили меня. — Понятия по типу «человечность» и уж тем более «мораль» специально были придуманы для кретинов, чтобы удерживать их как овец в стойле. Вот только дай человеку волю и возможность безнаказанно показать свой истинный облик, так он тут же превратится из овцы в волка. Bellum omnium contra omnes [лат. Война всех против всех — понятие социальной философии Томаса Гоббса, описывающее естественное состояние общества до заключения общественного договора и создания государства], слышал такое?

Я хмыкнул. Никогда прежде мне не доводилось слышать, чтобы Гоббса трактовали в столь превратном ключе. Откуда он только понабрался такого, в жизни бы не подумал, что он мог увлекаться философией.

— Да ладно, ты прекрасно понимаешь, о чём я, — продолжил новоиспечённый мыслитель. — Можешь сколько угодно воображать из себя порядочного, но я не очередной твой тупица-коллега, которого можно обмануть маской рассудительной добродетели. Например, готов поспорить, что ты и сейчас еле сдерживаешься от того, чтобы не вмазать мне.

Ухмылка не сходила с его лица. В чём-то он был прав, я действительно не отказался бы почесать свои кулаки о его впалые щеки, но на них и без того уже не было живого места, и я дал себе обещание, что не буду вестись на очередные провокации. Это даже в какой-то степени было забавно, потому что я ждал сегодняшней встречи с ним почти что с самоуничижительным интересом, пытаясь предугадать, что он ещё может выкинуть. Однако несмотря на то, что его речи представлялись мне чем-то крайне неразумным и оттого потешным, было то, что не могло не выводить меня из себя. Я не терпел, когда кто-то начинал заявлять о том, что хорошо меня знает. Тем более, когда подобная нелепица вылетала изо рта желторотого птенца, возомнившего себя знатоком человеческой природы.

Увидев моё помрачневшее лицо, парень по привычке стал покручивать кольцо в ухе и впервые за вечер улыбнулся без ядовитого подтекста.

— Не напрягайся ты так, обещаю никому не говорить, что ты та ещё агрессивная псина. Как и сохраню тайну о том, что ты жестокий убийца, — подмигнул он.

— Что за бред ты снова несёшь, — вырвалось у меня.

— Я терпеть не могу разъяснять