Юрий Горюнов - Город для счастья

Уже потом, когда она сварила кофе, и мы сидели в креслах по обе стороны журнального столика, я с наслаждением и каким-то упоением смотрел на нее, рассматривая ее лицо.

– Что ты так внимательно смотришь? Изменилась?

– Не лукавлю, поверь, изменилась и в лучшую сторону.

– Это в чем проявляется?

– Ты стала женственнее. Лицо взрослой женщины, морщинок еще нет и взгляд уверенный, спокойный. Объяснить это словами трудно.

– Я поняла.

– Ты всегда отличалась сообразительностью. А как я?

– Тоже не буду лукавить, – улыбнулась она, – ты изменился. Выглядишь не так, как раньше, конечно, но неплохо. Твое лицо стало более суровым, взгляд более цепким, колючим. Стали прорезаться морщинки. Обветренная, загорелая кожа, что, наверное, является следствием частого пребывания на воздухе и не в тепличных условиях. Не потолстел. В общем, с тобой приятно идти рядом, ловя взгляды женщин на тебе. Это лицо мужчины.

– Ты описала мой портрет, неужели ничего не осталось от того прежнего мальчишки?

– Мужчины – это чудом сохранившиеся мальчики.

– Ты уверена?

– Да. В настоящем мужчине должно что-то оставаться от мальчишки, но ты действительно возмужал. Много работал?

– А что мне оставалось делать? Я много ездил и не всегда там, где есть плоды цивилизации. Болел разными экзотическими болезнями, выздоравливал. Всякое было.

– Зато все позади. Я принесу еще кофе, посиди, – она встала и вышла из комнаты. Я посмотрел ей вслед и оценил ее фигуру, которая не стала хуже. Когда она вернулась, неся поднос с кофейником, то лукаво спросила: – Рассмотрел меня со спины? Все нормально?

– Даже более чем! А что, чувствовала мой жгучий взгляд?

– Женщина всегда чувствует взгляд мужчины, даже не видя его глазами.

Надя поставила поднос на столик и хотела сесть, но я встал и, взяв ее за руку, прижал к себе. Глядя ей в глаза, я тихо-тихо сказал:

– Прости меня. Прости меня за столь долгое отсутствие. Прости, что не был рядом с тобой. Мне было тяжело без тебя. Прости.

– Прощаю, – и она поцеловала меня, – мне без тебя тоже было тяжело. Я тебя ненавижу и прощаю. Ты теперь мой, только мой. Я тебя никуда больше не отпущу. Глупый ты мой чудом сохранившийся мальчишка. Сохранившийся для меня. Странное сочетание ненависти к прошлому без тебя и любви, которая никуда не исчезла.

– Поэтому ты вышла замуж?

Она внимательно взглянула на меня и, освободившись от объятий села в кресло, – уже узнал. А кто сказал? Ах да, наверное, Ник? Я его иногда вижу.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

– Ты не обидел. Все в прошлом. – Она говорила спокойно, без оправдательных интонаций в голосе. Чтобы не стоять столбом, я тоже сел. Надя налила кофе в чашки и продолжила.

– Я очень тогда обиделась на тебя. Я тебя любила, да и сейчас люблю. По прошествии лет двух после твоего отъезда я вышла замуж. От тебя не было никаких известий, ты просто исчез. Замужество – глупое решение, попытка уйти от прошлого, забыть тебя. Не получилось. Мы прожили три года. Я пыталась полюбить мужа, но ты стоял перед глазами. Я понимала, что калечу ему жизнь, что он достоин другой жизни. Он умный мужчина и понимал, что я его не люблю, но надеялся и терпел. Я никогда ему не рассказывала о тебе, но он чувствовал, что есть кто-то и где-то, что есть моя память. Я благодарна ему, что он терпел меня любя. Расстались мы тихо, без скандалов. Вот так вот.

– Он просто ушел?

– Нет, ушла я. Сначала к родителям, а потом купила эту квартиру, не годится взрослой женщине жить с родителями. Надо было устраивать свою жизнь, даже без тебя. Я же не знала где ты, с кем ты?

– Я был очень далеко и ни с кем.

– Что так и не женился? – удивилась она.

– Увы, не женат и не был. Наверное, однолюб.

– Вот мне повезло. Не зря, значит, годы одиночества были. Отработаешь своим вниманием.

– Даже не сомневайся.

– Кстати, а как ты узнал, где я живу? Телефон понятно кто дал, а адрес?

– Ник дал телефон, а через знакомых по нему узнал и адрес. А почему ты фотографии повесила в прихожей? Обычно вешают в комнатах.

– Когда бывают гости, то такой вопрос задают часто. Отвечаю, что заполнила пустоту стены, а на самом деле это лица моих друзей. Нашу фотографию хранила всегда и на вопросы, кто это, отвечала просто знакомый, и никто не верил. Сама бы не поверила. Кто совместные фотографии просто знакомых вешает, но я не вдавалась в подробности. Мое это и не трогайте его своими мыслями. Когда ухожу на работу, то выходя, бросаю взор на нее, там мы молодые и счастливые. Глядя на наши лица, улыбаюсь тоже. Когда возвращаюсь усталая, тоже смотрю на нее и мне легче. Она поднимает настроение, и пусть я ничего о тебе не знала, но мне хотелось верить в свою удачу, что моя жизнь без тебя не навсегда. Так саму себя утешала, хотя ты мог быть уже женат и у тебя дети. Не хотелось в это верить.

– Как видишь, твоя вера была не напрасной.

– Я слишком дорогую цену заплатила за свое счастье – вечерами одиночества.

Она внимательно посмотрела и повторила: – Я тебя никуда не отпущу и никому не отдам.

– А я больше не собираюсь исчезать. Хоть ты и назвала меня глупым, но не до такой же степени я глуп, чтобы отказаться от тебя. У меня много недостатков, но данная глупость в них не входит.

– А как ты глушил свое одиночество, если оно было?

– Работал, как одержимый. С утра до вечера. Старался работой занять время, чтобы ни о чем не думать, не ворошить прошлое. Поэтому меня и кидали с объекта на объект по разным странам. Да я и стран-то толком не видел. Этим пользовались, где еще найдешь такого трудоголика. Но я устал там и сказал, что хватит. Вот вернулся, в управлении работать не захотел, захотел на родину. Хочется спокойствия, тишины. Здесь буду работать в филиале, как ты когда-то хотела.

– А командировки?

– Если и будут, то краткосрочные, я сам не захочу теперь надолго уезжать.

– Живешь с родителями?

– К тебе переезжать не буду. Моя одержимость позволила мне купить квартиру. Я это сделал еще в прошлый приезд и купил большую трехкомнатную, так, на всякий случай и видишь, случай подвернулся. Придется тебе, дорогая, менять место жительства.

– Ты так хочешь?

– Нет, не хочу. Мечтаю! Хватит, пожили порознь.

Пока все это время говорил, увидел в уголках глаз слезинки. Я подошел, поцеловал, снимая их с глаз: – Все больше не будет равноправия, в том смысле, что ты говорила. Главное не работа, а наш дом.

– Равноправие? А зачем оно мне? Я его не хочу. Я хочу, чтобы меня завоевывали, вздыхали по мне.

– Вот я вздохнул, а выдохнуть боюсь, а вдруг это все сон.

– Нет, Сережа, это явь. А как твои друзья? Олег и Стас?

– Думаю, что все будет хорошо. Надо будет нам всем встретиться. Согласна?