Патриция Хорст - О ком грустит Пьеро

Несколько лет они провели за вечеринками, коктейлями, путешествуя по разным городам и странам. Так, словно не жили по-настоящему, а играли. Богатство дарило беспечность и легкость существования. Но постепенно появлялась усталость: они уже понемногу скучали на званых ужинах и не так стремились к новым знакомствам.

Но самое страшное заключалось в том, что Тимоти, прекрасный и чуткий любовник, оказался не способным стать отцом. Сначала они не задумывались над этим, потому что спешили получить все возможные удовольствия, насладиться друг другом. А потом… Однажды дождливым вечером, когда они сидели у камина на пушистом ковре и смотрели на алые языки огня, Тимоти спросил:

— Не пора ли нам завести ребенка?

Кэтрин пожала плечами и потянулась за бокалом вина. Она и сама уже думала об этом, удивляясь, что до сих пор не забеременела.

— Я думаю, тебе стоит перестать принимать таблетки. Или чем ты там пользуешься? — Тимоти нежно обнял ее за плечи, притягивая к себе.

— Но, милый, я и так никогда не предохранялась, — удивленно ответила Кэтрин, прижимаясь щекой к плечу мужа. — Мне и в голову не приходило…

— То есть как? — Он вдруг вскочил и зашагал по комнате. — Ты хочешь сказать, что у кого-то из нас проблемы?

— Не знаю.

Тимоти остановился и задумался о чем-то, постукивая кончиками пальцев по столу. Потом повернулся к Кэтрин и медленно сказал:

— Наверное, нам необходимо посоветоваться с врачами. Сдать какие-то анализы. — Он вдруг раздраженно притопнул ногой. — Черт возьми, я был уверен, что ты просто не готова пока стать матерью!

На следующий день они отправились в клинику, к доктору Смиту, которого порекомендовала все та же Элис. И оказалось, что проблемы действительно были — у Тимоти. Эта новость привела его в бешенство. Он метался по дому, словно дикий зверь, запертый в клетке, и Кэтрин боялась даже приблизиться к нему.

— Это невозможно! — кричал он. — Ошибка! Недоразумение! Мы найдем другого врача!

— Хорошо, милый.

— Я убежден, что со мной все в порядке!

— Ну конечно, не волнуйся.

Но и второй, и третий — все подтвердили, что Тимоти не может стать отцом, и даже операция не поможет. Кэтрин с ужасом вспоминала эти дни: ее муж, прежде воспринимавший мелкие неудачи с насмешливой улыбкой, совершенно потерял голову.

Он никак не мог поверить, что его тело, такое крепкое, молодое, готовое отдаваться любви по первому требованию, оказалось бесплодным, как высохшее дерево. А кроме этого, его гордость, его мужское самомнение были ущемлены. И чувство вины выливалось в ожесточение.

Тимоти начал все чаще возвращаться домой пьяным: он проводил вечера в дорогих ресторанах или дешевых ночных заведениях, оглушая себя алкоголем. А дома, встретив робкую улыбку и встревоженный взгляд Кэтрин, набрасывался на нее уже не с любовью, а с яростью, будто пытаясь что-то доказать.

Оставляемые его грубыми прикосновениями синяки и ссадины Кэтрин прятала, иногда по три-четыре дня не выходя из дому. Она жила в каком-то полусне, состоявшем из угроз, оскорблений и приходящих им на смену настойчивых долгих ласк, из слез, обещаний и презрительных насмешек.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды Элис не явилась без предупреждения и не застала заплаканную и истерзанную Кэтрин, лежащую на ковре, и Тимоти, сидящего рядом с наполненным чистым виски стаканом.

— Что у вас происходит? — спросила она, еще ничего не понимая. — Вы что, оба сошли с ума?

А когда Кэтрин подняла осунувшееся лицо с запавшими глазами и припухшими губами, Элис бросилась к ней, не обращая внимания на хриплый смех Тимоти.

— Бедная моя… Я забираю тебя немедленно! Одевайся!

— Убирайся отсюда! — прорычал Тимоти и попытался было оттолкнуть Элис, но потерял равновесие и упал, выронив из рук бокал. — Не смей распоряжаться моей женой. Это наше дело!

Кэтрин вскочила и выбежала из дома — растрепанная, в порванном на плече платье. Элис догнала ее у ворот и усадила в машину.

— Успокойся, теперь ты в безопасности. Я позабочусь о тебе.

— Нельзя, чтобы родители узнали… — прошептала Кэтрин, дрожа и оглядываясь на окна коттеджа, откуда доносились звуки бьющейся посуды. — Я думала, он убьет меня.

— Он болен! — Элис резко вывернула руль и надавила на педаль газа. — Поживешь пока у меня.

Через неделю Тимоти, похудевший и бледный, появился на пороге особняка Элис с букетом ярко-алых роз. Увидев его, Кэтрин забилась в угол дивана, а хозяйка решительно положила руку на телефонную трубку.

— Если ты собираешься скандалить, я вызову полицию, — холодно сказала она.

— Я только хочу поговорить со своей женой. — Тимоти неуверенно шагнул в гостиную. — Оставь нас, пожалуйста, я не собираюсь никого убивать.

Кэтрин после секундного размышления кивнула, и Элис нехотя встала и вышла в соседнюю комнату, неплотно прикрыв за собой дверь.

— Прости меня, девочка. — Тимоти опустился на колени рядом с диваном, уткнувшись лицом в плед. — Я так виноват перед тобой! Ты еще любишь меня?

Она снова кивнула, чувствуя, как слезы заливают лицо, и несмело прикоснулась ладонью к его коротко стриженным жестким волосам.

— Ты любишь меня? — хрипло спросил Тимоти.

— Да, — прошептала Кэтрин, сама себе не веря.

Что это было — жалость, благодарность за счастливые беспечные годы, затаенный страх остаться в одиночестве? Или искорка надежды на то, что все еще может вернуться?

— Ты простила меня? Скажи, умоляю, простила? — Тимоти смотрел на нее блестящими карими глазами, в которых была мольба.

— Давай забудем о плохом. — Кэтрин заставила себя улыбнуться. — В каждой семье случаются кризисы.

Они вернулись домой вдвоем, и какое-то время Тимоти держался. Если он и выпивал изредка, то Кэтрин делала вид, что ничего не замечает. Они по-прежнему посещали званые обеды, премьеры в театрах, выставки; они занимались любовью — исступленно, пылко, как когда-то в первые дни замужества, словно пытаясь вернуть то время.

Но что-то надломилось в обоих, исчез тот огонек, который питал жар их чувства. Однажды Тимоти исчез на несколько дней, сказав, что у него появились срочные дела, и пообещав по возращении некий сюрприз.

Кэтрин только молча пожала плечами: даже мысль о том, что он, возможно, собирается провести это время с другой женщиной, не вызывала ревности. Кэтрин встречалась с близкими приятельницами, играла в гольф на поле клуба, в который были записаны и ее родители, много спала. Отсутствие мужа нисколько не беспокоило ее. Наверное, она бы даже не слишком огорчилась, узнав, что он исчез навсегда.