Фэй Уилбик - Через шестнадцать лет

Девушка согнула ноги, притянула колени к подбородку и обхватила их руками. Ее била невидимая со стороны дрожь.

Алан подводил свои итоги, у нее был свой подсчет: он хотел ее поцеловать. Еще одно мгновение, и это бы произошло. Женщина легко угадывает подобные намерения. Ее сердце трепетало от радости. Наконец-то этот упрямец увидел в ней не малышку из прошлого, а женщину из настоящего. Он хотел ее! Она до сих пор ощущала на своей коже тепло его ладони. В этом месте грудь налилась и томительно заныла. Интересно, он почувствовал, как напрягся ее сосок, соприкоснувшись с ладонью? Если да, то Алан не мог не понять, что она ждала его поцелуя.

Еще крепче обхватив колени руками, Трэлла взглянула на мужчину из-под пушистых ресниц. Он совсем рядом, протяни руку, и можно запустить пальцы в густую копну его золотистых волос. Но плотно сжатые мужские губы остановили жест. Алан, возможно, и хотел ее, но ему не нравилось собственное малодушие. Пусть пока свыкается с мыслью, что имеет дело со взрослой женщиной.

Трэлла положила подбородок на колени и слегка улыбнулась. Немного терпения. К нему придет понимание, что они созданы друг для друга. Она терпелива, а погода позаботится о времени. Лишь бы шел и шел этот изумительный снег. Самый счастливый снег в ее жизни.

Сложив последние зубочистки в коробок, Алан взглянул на девушку. Взгляд ее был устремлен на падающий снег. Но почему на ее лице такое мечтательное выражение?

Злясь на себя, Алан резко выпрямился и стремительно направился к печке. Рывком открыв дверцу топки, он швырнул в нее коробок с зубочистками. Печь с радостью приняла неожиданный подарок, ярко высветив комнату. Алан задумчиво смотрел, как огонь пожирает его проигрыш.

Сегодня уже поздно, но первое, что он сделает завтра с утра, — свяжется с Солом по рации. Она хранилась где-то в хижине на экстренный случай. Пусть приезжает за Трэллой и увозит ее отсюда. Метель не метель, но ему не по силам оставаться наедине с неожиданно выросшей сестренкой.

— Пожалуйста, не говори Солу, что я здесь, ты же знаешь, что он сделает.

— Брат пошлет сюда кого-нибудь на вездеходе за тобой, — ответил Алан, не желая видеть умоляющий взгляд девушки.

— Вот именно. А я не хочу уезжать отсюда.

— Снег прекратился, — сказал он, наливая воду в кастрюлю. — Пешком идти, конечно, трудно, но вездеход легко пройдет по такому снегу.

— Но я не хочу уезжать, — продолжала канючить Трэлла.

— Ты уедешь.

Нет, если он хочет сохранить рассудок, она не останется здесь. Не говоря уж о желании остаться в живых, — Сол, будьте уверены, прибьет его как миленького, если узнает, что сестра живет с ним в одной хижине.

— А почему, собственно, уеду? — Девушка наклонилась над столом, пытаясь привлечь взгляд Алана. — Я не доставлю тебе ни хлопот, ни проблем.

Ты уже стала для меня сплошной проблемой.

— Я полностью возьму на себя кухню.

— Ты плохо готовишь.

— Нет, хорошо.

— Я чуть не сломал зуб о печенье, которое ты как-то приготовила для нас с Солом.

— Господи! Это было аж десять лет назад. Полгода в ныю-йокрском институте кулинарии многому меня научили.

— Чего ты там забыла в этом институте? — Алан разбил яйца над сковородкой, стоящей на огне.

— Я собиралась выучиться на шеф-повара. — Девушка махнула рукой, будто напрочь отметая недавние амбиции. — Но это уже в прошлом. Главное, что я научилась хорошо готовить.

— Я и один не умру здесь с голода. — Алан отчаянно пытался не замечать мольбу в глазах девушки. Черт возьми, он ведь старается ради ее же блага. — Кроме того, непонятно, почему ты хочешь запереть себя в этих стенах.

— Если я попаду домой сейчас, мне придется сказать Солу, что я бросила учебу. Опять.

— Опять? И сколько же раз ты уже бросала?

— Не так уж и много.

— Если мне не изменяет память, не менее четырех-пяти раз.

— Ну и что из того?

— Да ничего. — Алан повернулся к печке и, приподняв сковородку, потряс ею над огнем. Затем подошел к столу и разложил яичницу по тарелкам. К ней он добавил мелко нарубленную поджаренную говядину.

— Если я сейчас вернусь домой, Сол наградит меня таким взглядом, что не обрадуешься. — Подавленный голос Трэллы соответствовал грустному выражению ее лица. Она медленно водила вилкой по тарелке.

— Каким взглядом?

— Ну таким, безнадежным. Чтобы я почувствовала себя полной идиоткой.

— Сол обожает тебя и вовсе не считает идиоткой.

— Я знаю, но он не способен понять, почему я не могу остановиться на чем-то одном и завершить наконец свое образование. Мне кажется, что ему все равно, чем я буду заниматься, лишь бы окончила что-нибудь.

— Ну так сделай это. — Алан отлил кофе из кружки и посмотрел на склоненную голову девушки. Он как только мог подавлял в себе всякое сочувствие к ней.

— Наверное, я еще не нашла того, чем бы мне хотелось заняться всерьез. Начинаю изучать что-то новое, и кажется — вот, нашла, что мне нужно.

— Ты действительно хотела стать бухгалтером?

— Знаешь… — начала было Трэлла, но затем сморщила нос и покачала головой: — Нет, не мое это дело. Я тогда только что бросила художественную школу и решила заняться чем-то более практичным. Но я же ненавижу все эти цифры! — Она вздохнула и поковыряла в тарелке. — Мне нравится английский язык. Думаю, что могла бы получить диплом по этой специальности.

— И что же тебе мешает?

— Я люблю детей, но мне не нравится работа учителя.

— А что случилось с кулинарным институтом? — Алан отодвинул свою пустую тарелку и, взяв чайник с кофе, наполнил две кружки.

— Там мне нравилось, но в вашем штате нет спроса на поваров высокой квалификации. Когда я училась в Нью-Йорке, то поняла, что жизнь в большом городе не для меня.

— Рано или поздно тебе придется объясняться с Солом по поводу всех твоих причуд.

— Я понимаю, что не избежать разговора с братом. Но мне нужно несколько дней, чтобы все обдумать, перед тем как встретиться с ним. За это время я должна решить, чем все-таки собираюсь заниматься дальше. Мне уже порядком надоело плыть по течению.

«Надоело плыть по течению». Эти слова отозвались болью в душе Алана. Сам он находился в такой же ситуации. И давно.

— Ты всегда можешь вернуться домой. — У него-то такой возможности не было. Родной дом был закрыт для него.

— Знаю. Сол с Ибер не раз говорили об этом, но это не то, что я хочу. Ранчо принадлежит Солу, а не мне. А если я хочу иметь что-то свое? Чтобы можно было сказать: это создала я!

В хижине наступило молчание. Алан отпил глоток кофе и сказал себе: все, что девчонка только что сказала, не имеет никакого для него значения. Ей нельзя оставаться здесь. Ради ее же безопасности и его спокойствия она должна уехать.