Мэри Смит - Непростой случай

— Знаешь, ма, тебя нужно немного распушить!

— Распушить? — невольно засмеялась Долорес. — Откуда ты взяла это выражение?

— Мое собственное изобретение. Понимаешь, ма, ты действительно неплохо выглядишь, у тебя хороший вкус, и одеваешься ты со вкусом, но… — Кора остановилась и нахмурилась. — Не знаю… Чего-то тебе не хватает.

— Не хватает? Чего же?

— Жизни.

— Жизни? Что ты хочешь этим сказать? Что я живой труп?

— Нет, не труп. Но, знаешь… тебе нужно немножко побольше… темперамента. Побольше… трепета. — Она ликующе улыбнулась. — Вот оно! Именно трепета!

Конечно, самой Коре трепета было не занимать… Долорес пришлось улыбнуться. И вдруг она ощутила странное, неведомо откуда взявшееся желание стать именно такой. Темпераментной. Трепетной. Испытывающей возбуждение.

— Ладно, — услышала она собственный голос. — И что же, по твоему мнению, мне следует сделать?..

Они обсудили этот вопрос и решили съездить за покупками в Сан-Франциско. Долорес смотрела на дочь, чувствуя прилив материнского чувства. Господи, как ей повезло, что они с дочерью любят, понимают друг друга и могут посмеяться вместе. Многие ли матери рискнут похвастаться тем же?

Да, брак Долорес сложился не слишком удачно, но она не жалела об этом. Не будь его, не было бы и Коры.

На следующее утро, во вторник, к гостинице подъехал фургончик из цветочного магазина, и посыльный вручил ей огромный букет. Долорес смотрела на цветы с изумлением. Это был самый большой букет, который она когда-нибудь видела. Он был составлен из экзотических тропических цветов и, должно быть, стоил бешеных денег. Женщина вынула лежавшую внутри карточку и прочитала следующее:

«Честное слово, я не хотел пугать вас. Можете быть уверены: полиция разыскивала не меня. Пожалуйста, примите мои извинения.

Долорес поставила цветы в вестибюле, где они прекрасно смотрелись. Не было смысла злиться и выбрасывать их; она честно заслужила этот букет.

В записке говорилось, что полиция гналась не за ним. Конечно, он мог соврать и купить цветы на краденые деньги. Долорес порвала послание и выкинула его. Ей не хотелось, чтобы записку увидела Кора или кто-нибудь другой.

Она не находила себе места от беспокойства. Нужно было непременно узнать, что происходит. Поэтому Долорес набрала номер, оставленный ей полицейскими, и рассказала о вчерашнем телефонном звонке Эдвина Оливера. Сначала ей сделали выговор за то, что она не сообщила об этом немедленно, но потом смягчились и сообщили, что ей не о чем беспокоиться, поскольку мистер Эдвин Оливер — уважаемый член общества, а вовсе не тот человек, за которым они гнались. Однако мистер Оливер сообщил им ценные сведения о человеке, которого действительно разыскивала полиция.

Даже повесив трубку, она не могла успокоиться. Эдвин мог оказаться тертым калачом и направить полицию по ложному следу.

Прекрати немедленно, прикрикнула на себя Долорес. Нельзя было давать волю воображению. Она принялась составлять меню, заставляя себя думать о еде, а не об Эдвине Оливере. Однако думать о нем оказалось трудновато, поскольку не прошло и часа, как он сам появился в гостинице.

Долорес от неожиданности лишилась дара речи. Ее бывший постоялец выглядел просто неотразимо. Щеки и подбородок были чисто выбриты, а волосы коротко подстрижены по последней моде, что не мешало им оставаться пышными и слегка вьющимися. На Оливере были тщательно отутюженные, хорошо сшитые брюки из дорогой ткани и темно-синяя шелковая рубашка с замысловатым орнаментом. Над столом витал легкий аромат одеколона, чистый и мужественный. У Долорес сильно забилось сердце. Такой метаморфозы от Эдвина Оливера она не ожидала.

Ее охватили разноречивые чувства. Тут были страх, изумление и еще что-то, чему она пока не могла найти названия.

— Привет, Долорес, — услышала она его низкий, чуть хрипловатый голос.

— Что вы здесь делаете? — Вопрос прозвучал не слишком любезно.

— Хотел увидеть вас и попросить прощения лично… — Он бросил взгляд на вазу, в которой пламенели роскошные тропические цветы. — Я вижу, букет вам уже доставили.

— Как видите! — хмуро бросила она, борясь с хорошими манерами, которые требовали совсем другого ответа.

Он оперся о край стола, слегка наклонился и непринужденно констатировал:

— Вы сердитесь.

Долорес бросила на Оливера грозный взгляд.

— Очень сердитесь, — поправился Эдвин. — Точнее говоря, просто вне себя от ярости.

— Да! — гневно воскликнула она. — Я не знаю вас, мистер Оливер, но за каким дьяволом вы позвонили и напугали меня? Я не спала всю ночь! Боялась, что вы вернетесь и убьете меня в постели!

Улыбка исчезла с лица Оливера. Он действительно побледнел, или ей только так показалось?

— Мне в самом деле очень жаль, — тоном, полным раскаяния, произнес Эдвин. — А позвонить вам меня заставило чувство юмора и совершенно неуместное желание подразнить вас.

— Подразнить?!

Он кивнул.

— Мне показалось забавным, что вы пустили по моему следу полицию. Было ясно как Божий день, что вы приняли меня за подозрительного типа и…

— Вы и были подозрительным типом! Вернее, внешность у вас была подозрительная…

— Потому что я был грязный и несколько дней не брился?

— Да, именно поэтому.

— А вы не поторопились с выводами?

— Я не собираюсь обсуждать с вами мои впечатления, мистер Оливер, — холодно ответила она.

— Когда я позвонил вам, мне и в голову не пришло, что вы примете это так близко к сердцу. И только когда вы бросили трубку, я понял, что переборщил. До меня тут же дошло, что я совершил серьезную ошибку. Вы ведь плохо меня знаете. Точнее, не знаете вообще…

— И не имею желания узнавать, — оборвала она его.

— Значит, вы не принимаете мои извинения? Я специально приехал за этим, а вы сомневаетесь в моей искренности? — Было видно, что он обиделся.

— Я принимаю ваши извинения, но это отнюдь не значит, что теперь мы должны стать закадычными друзьями, мистер Оливер.

В его глазах заплясали озорные искорки.

— Не значит. Но мысль соблазнительная.

— И думать об этом не смейте! — отрезала она. — А теперь прошу прощения, мне надо идти, меня ждет работа.

Он наклонил голову.

— Конечно.

Долорес посмотрела ему вслед. Нет, что ни говори, чертовски привлекательный тип! Он сел в сверкающую кобальтово-синюю спортивную машину, закрыл дверь, включил двигатель и был таков.

— Скатертью дорога, — угрюмо пробормотала она вслед ему.