В плену у прошлого - Лилия Фандеева
Гости сидели на одном диване, напротив них сидели мать и отчим. В кресле сидел ее муж с Лизой на руках, а на подлокотниках кресла устроились Денис и Родион. Все ждали, видимо, ее прихода. Тишину нарушил голос адвоката, который обратился к Воронцову.
– Это Ваши дети?
– Это наша принцесса Елизавета, – ответил Воронцов, целуя дочь в висок. Справа старший сын Родион, слева средний сын Денис, а в коляске младший Андрей. С тестем и тещей вы уже знакомы? Так, что вас привело в наш дом в столь ранний час?
– Речь пойдет о Лизе, – ответил Кораблев.
– Лизонька, ты не хочешь прогуляться полчасика до завтрака с Андрейкой? Варя накроет стол, и я тебя позову.
– Пап, можно я пойду с дедом Пашей? Мне Динар не даст спокойно покатать коляску, думая, что я вышла поиграть с ним.
– Павел, вы слышали? Лизе нужна помощь. – Одевайся, а мама оденет Андрея. С утра на улице свежо. Будь аккуратной. – Мы вас господа слушаем. Чтобы вы не сказали, вся семья знает о том, что Лиза нам не родная дочь и сестра, но это ничего не меняет. Все сделали по закону, мы переехали сюда не скрываться, а чтобы воссоединиться. Это я забрал Марьяну из роддома и вписал в графу «отец» свое имя. Мы просто с ней дружили, живя по соседству. За все годы знакомства я видел двух мужчин: солидного немолодого человека, возможно, Вас и молодого, наглого мажора, которому она не открывала дверь. Она рассказывала мне о своей жизни ровно до того момента, как рассталась с Вами. Я не слышал из ее уст о Вас ни хорошего, ни плохого, а если быть откровенным, ничего. Это была запретная тема. Свои проблемы она не афишировала, но у меня есть глаза и уши. Что-то увидел, что-то услышал, а потом просто решил помочь. После трагедии, Марьяна сама попросила меня о том, чтобы я позаботился о Лизе. Что я сделал не так? У вас есть ко мне претензии?
– Виталий Андреевич, кроме благодарности и гордости за Ваш поступок, у меня нет к Вам ничего, – сказал Кораблев. – Лиза может быть моей дочерью или дочерью моего пасынка. Я хочу знать об этом. Мои знания никак не отразятся на вашей семье.
– Для Вас есть в этом большая разница? – спросил Воронцов.
– Вы попытаетесь забрать Лизу, узнав правду? А почему Вы об этом вспомнили только сейчас? Девочке шесть лет, она четыре года прожила в Москве в квартире матери, и вы не вспомнили ни о ней, ни о матери ее, – с ноткой боли, сказала Марина.
– Не волнуйтесь так, Марина Егоровна. Лиза ваша дочь и никто не собирается причинять ей зло и забирать из семьи. Это было бы жестоко и глупо, если думать об интересах девочки. Я был знаком с Марьяной больше трех лет. Я любил ее, а она позволяла себя любить. Я купил ей квартиру и рассказал обо всем жене. Женился я второй раз, на тот момент, пятнадцать лет назад, взяв в жены женщину с десятилетним сыном. Она не устроила скандала, а потребовала развода. Нас развели, она продала квартиру, которую я купил ей и ее сыну, и уехала за пределы России. Пасынок остался на улице, и я вынужден был взять его к себе. Это он подбрасывал мне фотографии прогулок вашего мужа с Марьяной. Только позже я узнал, что такое фотошоп. Марьяна была беременна, он знал об этом и перевернул все с ног на голову. Капля за каплей и я поверил в ее измену. Полгода назад он скончался, но успел передо мной «исповедаться», насыпав тем самым соль на рану. Он не раскаялся, он буднично изрек: – «Ты, старый козел, получил то, что заслужил. Я сначала изнасиловал твою молдаванку, а позже избавился, сбив ее машиной. Я вешал тебе лапшу на уши, а ты ее даже не смахнул, но по свету где-то бродит, ни то твоя дочь, ни то моя. Пусть тебя это мучает до конца жизни». Это могло быть чистой правдой, он на многое был способен. Я старый идиот не раз его вытаскивал из неприятных историй, и все ему сходило с рук. Это не был пробел в воспитании, это был, скорее всего, генетический сбой. Зависть, жестокость, эгоизм и потакание матери. Я стал наводить справки, – продолжал Кораблев. – Побывал в знакомой квартире, где живут чужие люди. Они помогли найти мне няню. От нее я и узнал обо всем остальном. Моей старшей дочери от первого брака сорок лет. Это она надоумила меня искать ни Лизу, а вас, ее родителей. Я ни на что не претендую, но если Лиза окажется моей дочерью, должен искупить свое недоверие к ее матери. Я не знаю как, но я должен это сделать.
– Не поздно? Марьяна если и не любила Вас, то уважала. Она не сказала о том, что случилось между ней и Романом, зная о его наклонностях к насилию. Она уже была беременная, когда он надругался над ней, – сказал Воронцов. – Она знала кто ее сбил, но доказать у нее не было уже возможности. Анализ Вы можете сдать в любой клинике, мы не будем возражать. Только нового Вы ничего не узнаете. Подождите секунду, я Вам кое-что покажу. – Он вышел и вернулся, протягивая Кораблеву тонкий блокнот. – Это я нашел в ее квартире после похорон. Из него же, прочитав, узнал некоторые подробности. Вы знаете почерк Марьяны?
Кораблев открыл наугад страницу и нашел главное: «Как сказать Анатолию, что я беременная? Его дочь старше меня, его сын, почти мой ровесник. Как он примет эту новость и нужна ли она ему? Подумает, что хочу привязать его ребенком. А я хочу этого ребенка. Пусть осуждают, пусть не верят, но я рожу его летом. Я уже люблю его». Он перевернул страницу. «Почему я такая доверчивая и глупая? Что я сделала плохого этому уроду, который ничего из себя не представляет, живет за счет отца и выбрал такой способ мести? Я не могу сказать об этом никому, но и не могу сделать вид, что ничего не произошло. Одного я люблю, второго ненавижу и выход из этой ситуации только один: забыть все и думать о ребенке. Отец встанет на сторону сына, обвинив меня в распущенности и доступности. Господи, накажи этого подонка. Это конец в отношении с Кораблевыми. Я справлюсь, я сильная».
– Вы будете настаивать, на анализе? После завтрака,
