Прости за любовь - Вета Маркова
— Нет, — Генрих говорит это уверенно, — пусть с нами. Я справлюсь.
— Вика, тебе вставать до утра нельзя. Если в туалет захочется, Генрих знает, что делать.
— Спасибо, Лёв…
— Обращайтесь, всегда рад помочь. Пойду, отдохну. Чего и вам желаю, — и Лёва направляется к двери, но останавливается. — Генрих, если что-то не понравится, сразу вызывай меня. Я буду в ординаторской.
Но он не успевает выйди из палаты, как к нам закатывают наших малышей.
— Вот, прибыли, — смеётся медсестра. — Доктор придёт завтра утром, но малышей она осмотрела. Здоровенькие, хорошенькие. Даже вес неплохой. Хоть завтра домой.
Мы улыбаемся ей в ответ.
Эпилог
Виктория
Мои сладкие носики посапывают в переносных колыбельках. Им здесь явно нравится. Поднимаю вверх глаза и любуюсь высоким мартовским небом Европы.
Мы уже пару дней находимся в гостях у бабушки и дедушки. У Альберта, он просит называть его именно так, юбилей. Ему исполняется восемьдесят. У мамы юбилей был месяцем раньше, ей исполнилось семьдесят. Но большой семейный праздник было решено отпраздновать именно сейчас, совместив сразу всё. Собирается вся их большая семья. Мы с Дашкой будем представлены всем тётушкам, дядьям и так далее, и не только мы, но и наши дети, Ромка, Алекс и Анечка.
С улицы раздаётся весёлый детских визг и смех. Лениво встаю с кресла, бросив взгляд на малышей, подхожу к окну. Детвора облепила только что приехавшего Марка. Вижу, как он расцеловывает в щёчки Элен и Оленьку. Вот засранка, что ни говори, всё ей ни по чём. Ведь просила же…
За спиной слышу шорох. Оборачиваюсь. Мой муж склонился над колыбельками.
— Вика, им кушать пора, — заботливо произносит он.
Это самый заботливый папа на свете. Он точно знает, когда его детям нужно кушать, гулять, спать и все прочее. И я ему за это очень благодарна. Одна бы точно не справилась.
— Марк приехал.
— Слышал, поэтому и предлагаю переехать в спальню. Сейчас в доме будет шумно. Няня уже пришла.
— Генри, может не нужно няни. Я справлюсь сама, — вновь пытаюсь перечить мужу.
Но он уже привык к моему несносному характеру и просто не обращает на него внимание.
— Вика, ты предлагаешь запереть тебя в спальне и никому не показывать? — смеётся он. — Мама с папой это не одобрят. Они так мечтали собрать здесь своих сыновей и их жён.
Поднимаю на него глаза. В его глазах вижу волнующую нежность и вновь растворяюсь в ней. В груди мгновенно разливается тепло, но вместе с тем и некий страх от того, как сильно я завишу от этого человека в эмоциональном плане.
— Хорошо. Тогда пошли в спальню.
Взяв малышей на руки идём к себе. Нам отвели дальние апартаменты на третьем этаже родового замка. Пожалуй, самые роскошные. Это бывшая спальня родителей, сейчас пустующая. Маме, из-за заболевания суставов, тяжело подниматься по лестнице, поэтому они с отцом теперь занимают первый этаж.
В нашем крыле, кроме нашей спальни, комната для наших крох, спальни Оленьки и Марка. Герман с семьёй в другом крыле. Эти два крыла соединяются огромным холлом с витражными окнами.
Дашка права, здесь шикарно. Переступив порог поместья, ты попадаешь в далёкое прошлое и представляешь себя по меньшей мере принцессой.
На пороге наших комнат нас встречает женщина лет сорока. Она по-немецки обращается к Генриху, он ей отвечает. Вот зараза. Я так и не нашла время выучить язык. И как я теперь буду разговаривать с няней?
Хотя языка я не знаю, но голос Генриха меня настораживает, слишком много в нём ледяной стали появляется. Такой голос любимого единожды слышала, когда он с Максом разговаривал. Напрягаюсь…
Генрих кладёт дочку на нашу кровать и целует её носик.
— Проснулась, моя принцесса?
Дочь он зовёт только так, моя принцесса, хотя у неё самое шикарное имя на свете — Анечка, но для папочки она принцесса. Держу сына на руках, застыв посреди комнаты, и любуюсь мужем и дочуркой.
Генрих распрямляется и делает шаг в мою сторону.
— А барон ещё спит? — Генрих берёт у меня из рук сына и целует меня в щёку. — Отдыхай, милая.
Он водружает Алекса на кровать, рядом с сестрёнкой, а я сажусь рядом.
— Генрих принесёшь наши бутылочки? Я заблужусь, если сама пойду, — хитро улыбаюсь я.
— Сейчас Дарья принесёт, хочу с ней кое-что обсудить.
Только сейчас вспоминаю о стоящей в дверях женщине.
— Генрих, кто она?
— Это няня. Из агентства прислали. Но она нам не подходит. Слишком много я о ней всего слышал нелицеприятного, — поясняет муж. — Мы с ней учились вместе когда-то.
Я хочу ещё кое-что спросить, но Генрих прерывает меня:
— О ней всё. Теперь только о нас. Через пару часов приедет Ида. Это гувернантка Аннет и Элен. Она и будет нашей няней. Вот ей я доверю своих малышей. Ко всему прочему Ида знает русский, пусть не очень хорошо, но понимает и объяснить сможет.
— Но тогда Элен останется без няни, — возмущаюсь я, отстраняюсь, оборачиваюсь и с возмущением смотрю на Генриха.
Отстранившись буквально чуть-чуть, он заглядывает с мои глаза своими потемневшими и почти сурово командует:
— Просто помолчи сейчас! Помолчи…
Генрих вновь прижимается к моей спине, и я чувствую тепло его тела. Я соскучилась по своему мужчине. Но прошлой ночью малыши плохо спали и нам было не до нежностей.
Дверь в спальню отворяется и на пороге возникает Дарьяна с бутылочками.
— Смотрите, кого я к вам привела.
За нею следом входит Полина Алексеевна.
— Мама, как ты до нас добралась? — Генрих заботливо усаживает маму в кресло.
— Приехали в гости, внуков привезли показать, а сами их от меня прячете, — выговаривает бабушка, но сама улыбается, хоть и пытается быть строгой. — Дайте хоть кого-нибудь покормлю. Вика совсем устала.
Я улыбаюсь в ответ.
— Что Вы, не устала.
— Генрих, нужно подумать о помощнице для Виктории. Дети растут быстро. Уже достаточно тяжёленькие. А бегать начнут, так вообще… Жену жалеть нужно.
— Мама, я же не против, но Вика…
— Сумей убедить жену. Учись, мой мальчик.
Я умиляюсь этой женщиной. Она и строгая, и справедливая, и нежная, ласковая. И всё это одномоментно.
Дети начинают возмущаться и требовать внимания к себе. Даша достаёт из сумки-термоса наши бутылочки с кашкой, завидя их Алекс начинает нетерпеливо дрыгать ножками. Вот кто-кто, а мой мальчик любит покушать. Зато Анечка терпеливо ждёт, девочка кушает не очень хорошо, вечно не доедает свою норму, но растёт нормально.
Генрих заботливо подаёт маме дочурку, помогая разместить её на руке, и бутылочку с
