Иллюзия счастья - Наталья Евгеньевна Шагаева
– Не договорились, – смотрю ублюдку в глаза, набираю номер Константина, один гудок, сбрасываю. Слышу, как на улице хлопают двери машины и приближающиеся шаги. Эдуард может быть кем угодно: ублюдком, шакалом, мразью, но дураком – никогда. Он прекрасно понимает, что его ждет, дергается в панике, пытаясь подняться на ноги, но получает от меня очередной удар, вновь падая на пол. Резко оглядывается назад, когда в дом заходят Константин и двое его ребят. Прикуриваю сигарету, достаю платок из кармана, обтираю руки, стираю кровь с разбитой губы, затягиваюсь густым, горьким дымом, продолжая наслаждаться паникой и реальным страхом шакала, от которого его бросает в пот. Наклоняюсь к трусливому ублюдку, усмехаюсь, не скрывая своего презрения.
– Знаешь, Эдуард, есть такая мудрость: «Слезы женщины всегда возвращаются к ее обидчику вдвойне», – делаю намеренную паузу, затягиваюсь сигаретой, выпуская дым в лицо Эдуарда. – Ты умеешь плакать, Эдуард? Нет? Сейчас эти парни научат тебя рыдать, захлебываясь кровавыми слезами, – надо отдать мудаку должное, хоть он и боится, покрываясь липким, вонючим потом, но стискивает челюсть и молчит, пытаясь держаться. Но это ненадолго… Константин умеет убеждать. Я сам иногда побаиваюсь этого человека. Особенно сейчас, когда отпускаю взгляд мудака и встречаюсь с лихорадочным взглядом Константина.
– Доложить мне, когда он все подпишет, – а в том, что Эдуард все подпишет и вернет компанию и счета Виктории, я уже не сомневался. Киваю Константину, и не оборачиваясь, выхожу на улицу, вдыхая свежий, майский воздух.
Виктория
Тишина бывает разной, иногда спасительной, иногда опасной или пугающей. Сейчас тишина была тревожной. Я одна в большой квартире Андрея, сижу в кресле, битый час смотрю в панорамное окно, в полной тишине наблюдая за плывущими облаками, вечерними сумерками. Можно включить телевизор, музыку, позвонить Мышке, с которой я уже разговаривала утром, и избавить себя от этой тревожной, навязчивой тишины. Но я не хочу. Я хочу прислушаться к ней и понять, что она мне несет. От чего мне так неспокойно? Почему второй день я не нахожу себе места, как будто что-то происходит или произойдет, но не могу понять что.
Андрей почти не появлялся дома, приходил, запирался в своем кабинете, с кем-то разговаривал по телефону, принимал душ, переодевался, молча меня целовал и вновь уходил. Я могла у него спросить, где он пропадает и что вообще происходит, но не смела. Андрей четко дал мне понять, что не желает посвящать меня в свои дела, мысли, планы, да и вообще, впускать меня в свою жизнь. И, наверное, он был прав… Кто я для него, чтобы он мне открывался? У нас просто общее дело, и секс без обязательств. Так и должно оставаться. Только вот мне в последнее время было этого мало. Ничтожно мало. Я хотела узнать его поближе, понять, что творится у него в голове. Зачем? Я сама этого не понимала. Не привыкла я к таким отношениям. Должно быть что-то большее, чем просто секс. Я все понимаю, но на душе почему-то такое мерзкое чувство, что я никому просто так не нужна. Никто не хочет быть со мной искренним и открытым. Я как маленький глупый ребенок готова открыть свою душу любому. Жизнь меня наказывает, преподнося свои уроки, которые я не усваиваю. Хотя, я не смею ни в чем обвинять Андрея, когда сама не могу до конца разобраться в своей душе. И почему мое глупое сердце так тоскливо ноет, когда его нет рядом.
Звук открывающейся входной двери разрывает тишину. Соскакиваю с кресла, быстро иду в прихожую, сталкиваясь с Андреем в коридоре. Меня настораживает и пугает его вид. Волосы растрепаны, нижняя губа разбита, на светло-сером свитере брызги крови, и не похоже, что они из его разбитой, припухшей губы. При виде меня он замирает на месте, напрягается весь, словно не ожидал меня здесь увидеть.
– Боже, Андрей, что произошло? – подхожу ближе, с волнением и грохочущим сердцем осматриваю его с ног до головы, желая убедиться, что на нем больше нет травм.
– Все нормально, – нехотя отвечает он, – Почему ты здесь?
– А где мне еще быть?
– Ты должна была встречаться с подругой. Ты сама сказала, что проведешь с ней весь вечер, – обходит меня, направляясь прямиком в ванную.
– Да, мы договаривались. Но… у нее поменялись планы, и мы договорились встретиться в другой раз, – на самом деле я лгу, я просто не захотела никуда идти, чертово чувство тревоги и приближение чего-то неизбежного не покидало меня второй день. Я сама отменила встречу.
– Ясно! – как-то раздраженно произносит он. Заходит в душ, спешит снять с себя грязную одежду. А я смотрю на капли крови на его одежде, закусываю губы от рвущихся вопросов. Подхожу к шкафчику над раковиной, достаю оттуда перекись, ватные диски.
– Иди сюда, я обработаю тебе губу, – Андрей глубоко вдыхает, немного смягчается, встает вплотную ко мне, позволяя о нем позаботиться. Морщусь вместе с ним, когда прикасаюсь к его губе. Точнее морщусь я, Андрей просто внимательно наблюдает за моими действиями.
– Больно?
– Нет, – тихо, спокойно произносит он. Ловит мою руку, забирает перекись, вату, кладет все на раковину. Подносит мою руку к своим губам, нежно целует мои ладони, смотрит в глаза, будто что-то безмолвно говорит, а я никак не могу понять, что это. Прижимает мою ладонь к своей слегка щетинистой щеке.
– Андрей, что произошло? – буквально умоляю его ответить. Уже сама глажу его лицо, смотря в невероятно черные и такие уставшие глаза.
– Ничего, все хорошо. Теперь все будет хорошо, – отрывается от меня, снимает боксеры и проходит в душ. Встает под струи, смотрит на меня через пелену воды.
– Все закончилась, Виктория. Завтра адвокаты Эдуарда официально передадут тебе все, что он отнял. И завтра же вечером мои люди привезут твою дочь и няню домой.
– Как?! А как же суд,
