Сандра Браун - Навстречу завтрашнему дню
Но он совершенно не ожидал той реакции, которую наблюдал сейчас.
Она выдернула руки из его ладоней, словно отшвыривая от себя нечто отвратительное. Единственный звук, который она произвела, был смех, резкий, презрительный, без тени веселья.
— Как ты мог, Дакс? — спросила она, и каждое ее слово дышало отвращением. — Чью совесть ты пытаешься успокоить — мою или свою?
Он смотрел на нее в немом изумлении.
— Что?
Она снова рассмеялась своим ужасным смехом.
— Я нисколько не сомневаюсь, что этот солдат, Кокс, рассказал тебе свою историю. Но не слишком ли много совпадений — имя пилота Уилльямз и то, что он говорил с южным акцентом. Неужели ты вообразил, будто я настолько доверчива, что поверю в это?
Его челюсть, отвисшая от изумления, теперь напряглась, когда он пытался сдержать свой гнев. И из уважения к ситуации ему удалось сделать это.
— Я говорю тебе правду, черт побери, — сквозь зубы произнес он. — Зачем мне врать по поводу столь важных вещей?
— Потому что я сказала тебе сегодня утром, что не смогу принадлежать тебе, что мы не сможем быть вместе до тех пор, пока мне неизвестна судьба Марка. Думаю, ты воспользовался удобным случаем и вставил его имя в историю, которую тебе рассказал этот солдат. Очень удобно для всех, не так ли? — Она сердито встряхнула головой, откидывая назад волосы. — Вы, конгрессмен Деверекс, имеете репутацию человека, который добивается желаемого любыми средствами — честными или нечестными. Думаю, сейчас вы подтвердили эту свою репутацию.
Его гордые предки могли вынести все, что угодно, кроме запятнанной репутации. Это относилось и к Даксу. Любой намек на нечестность он не мог простить.
Он выпрямился и бросил на нее исполненный ярости взгляд:
— Ладно, Кили. Верь в то, во что хочешь верить. Приноси свою жизнь в жертву. Храни свою любовь, как какой-нибудь чертов скряга. Наверное, ты наслаждаешься возложенным на себя мученичеством. Оно возносит тебя над нами, животными, не так ли? Но хочу тебя предостеречь — люди порой находят святых невыносимо скучными.
Она резко развернулась и пошла от него через вестибюль к посадочной зоне. Сердце его разрывалось от боли, но гордость не позволяла окликнуть ее. Как она могла заподозрить его в таком достойном презрения поступке после прошедшей ночи? Прошедшая ночь… Он прикрыл лицо руками, пытаясь выбросить воспоминания о разделенной радости, об охватившем их экстазе. Просто невозможно, чтобы она могла думать…
— Ну что, твоя баба тебя бросила?
Протяжный голос Эла Ван Дорфа внезапно вернул Дакса к реальности. Он опустил руки и, резко повернув голову, увидел ненавистную самодовольную ухмылку. Ван Дорф небрежно привалился к стене прямо в закутке. Его насмешливая грубость стала последней каплей, разбившей остатки и без того шаткого самообладания Дакса.
Он бросился на репортера, и на помощь ему пришла его морская тренировка. Прежде чем противник сообразил, что с ним происходит, он оказался сдвинутым с места, запихнутым глубже в тень и прижатым к стене. Руки репортера были заломлены за спину, их сжимала железная хватка. Очки сбились и повисли косо. Колено Дакса уперлось в промежность Ван Дорфа, заставив последнего пронзительно жалобно вскрикнуть. Крепкое предплечье вонзилось, словно лом, в горло.
— Ты открываешь свой мудрый рот слишком часто, Ван Дорф.
— Я видел…
— Ты ничего не видел. Ты ничего не слышал. Во всяком случае, ничего, что ты мог бы доказать. Если ты когда-нибудь попытаешься снова бросать в мой адрес свои гнусные намеки, я подам на тебя в суд за клевету и потребую огромную сумму денег. И если даже я проиграю, твоя репутация заслуживающего доверия журналиста разлетится ко всем чертям, так что ни одна служба новостей и ни одна даже самая плохонькая газетенка не подпустит тебя к себе и на пушечный выстрел. К тому же я как следует отделаю тебя. Я ясно выразился, Ван Дорф?
Подкрепляя свои слова, Дакс вздернул колено выше, и репортер захныкал, подтверждая то, что Дакс всегда подозревал, — он был трусом.
— Я задал тебе вопрос, Ван Дорф. Я ясно выразился?
Репортер кивнул, насколько ему позволяла мертвая хватка Дакса. Дьявольские глаза, со злобой смотревшие на него, угрожали, что конгрессмен может передумать, пойти в своем гневе дальше и убить его. С огромным облегчением он почувствовал, как железная хватка Дакса постепенно ослабевает.
— То, что я сказал, вдвойне относится и к миссис Уилльямз. Если я прочту хоть слово инсинуаций, направленных против нее, за твоей подписью, то убью тебя.
С презрением отвернувшись от Ван Дорфа, все еще продолжавшего хватать ртом воздух, Дакс направился к посадочным воротам, поднял свою сумку, стоявшую там же, где он ее оставил, прислонился к стене, где и стоял в грозном одиночестве, ожидая сильно опаздывающий самолет на Соединенные Штаты.
Глава 15
Луна была видна с правого борта самолета. Кили смотрела в окно с левой стороны, так что для нее только слабый серебристый свет немного рассеивал мрак ночи. Звезды казались такими далекими. А облака внизу походили на толстое непроницаемое одеяло.
— Ты спишь? — Вопрос вывел Кили из ступора, и, повернув голову, она увидела перегнувшуюся через проход Бетти Оллуэй. Репортер, сидевший в начале полета рядом с Кили, воспринял невежливое молчание Кили за нежелание говорить и пересел на другое место, так что она осталась в одиночестве.
— Нет, — ответила она на вопрос приятельницы.
— Не возражаешь, если я с тобой посижу?
Кили кивнула и убрала плащ, который положила на соседнее сиденье, чтобы туда никто не сел.
— Что делает Билл? Спит?
— Да, — ответила Бетги. — Он очень расстраивается из-за того, что так быстро устает. Мне придется присматривать за ним, чтобы он не слишком переутомлялся на первых порах дома. Уверена, что он будет пытаться, впрочем, как и руководство армии, забыть последние четырнадцать лет за несколько недель. Я намерена бороться на два фронта, чтобы этого не произошло.
— Думаю, ты имеешь право на некоторое собственничество, — отозвалась Кили с сердечной улыбкой.
Какое-то время они сидели молча, испытывая некую неловкость. Кили не могла забыть удивленного выражения лица Бетти, когда та увидела, как они с Даксом выходили из такси ранним утром. Удивительно, что она вообще с ней заговорила. После всех тех горестей, которые они претерпели вместе, Кили очень не хотелось бы потерять дружбу женщины, которой она так долго восхищалась.
— Кили, — неуверенно произнесла Бетти. — Не хочу вмешиваться в чужие дела, если в моем вмешательстве нет необходимости, но мне кажется, что тебе нужно с кем-то поделиться. Это так?
