Нинель Языкова - Синее море, жёлтый песок, или Семь месяцев не предел

Но раз невесту невозможно украсть, то возможно исполнить её просьбу. Я заказала стриптиз, и Братья — кролики выполнили его с успехом. Правда, разделись только до брюк.

Дашка жалела, что ей нельзя пить. Так как пьяной станцевать на столе и раздеться ей было легко, то она смогла бы составить им компанию. Водился за подругой такой грешок в прошлой жизни. Да, подумалось мне, всё когда-то становится прошлым.

А первую брачную ночь мы, как я и ожидала, провели втроем: я, Костя и Марго. Потому что, в гостиной, на диване, где обычно спала моя собака, было постелено папе с мамой. Те три ночи, которые Костя провел дома перед свадьбой, Марго проспала у меня на кровати. Ей так понравилось, что, как мы ни старались, согнать её с постели было, практически, невозможно.

Только её спихнешь и уляжешься, слышишь, как она, крадучись, потихоньку, пробирается на свое место между нами. Устроится, вздохнет облегченно, что всё-таки пробралась туда, куда ей надо было и захрапит. Хорошо, что родители улетали на следующий день. Задержись они, хотя бы, на несколько дней, нам с Костей пришлось бы мучиться все эти ночи. Но, это такая мелочь, на которую я не обращала никакого внимания.

Главное — это обручальное кольцо, которое блестело на моей руке, и которое я выставляла везде на всеобщее обозрение. И вовремя, и не вовремя. И к месту, и не к месту. Цель моих хитрых манипуляций, чтобы все видели. Мне так понравилось хвастаться своим замужним положением, что это вошло в привычку. А у подруг появилась возможность еще лишний раз пошутить и подразнить меня.

Не промолчали они и сейчас. Сидя рядом со мной в самолете и видя, как я выставляю руку и любуюсь на кольцо, Дашка толкнула локтем Люсю и произнесла:

— Что-то блеск пропал.

— Точно, — поддакнула Люся и добавила, — какое-то тусклое и, кажется, стало немного уже.

— Еще бы, столько лет носит не снимая, стерлось уже, — и подруги рассмеялись звонким и заражающим смехом.

Мне, тоже, стало весело, я улыбнулась и подумала: «Эх, дурынды, дурынды. Как я вас обожаю».

Дашка, все-таки, молодец. Устроила нам прекрасный вояж на недельку. Люся, как раз, пошла в декретный отпуск, Даша сама себе начальник, а я, вообще, свободный художник. И когда уже наши душеньки не могли терпеть надзора наших мужей, подруга вовремя подсуетилась. Договорилась со своим бывшим начальником Николаем Георгиевичем, и он нам барским и щедрым жестом разрешил отдохнуть у него на даче на Черном море в Румынии.

Костя, быстренько, развернулся. Подключил своего родственника Владимира Николаевича. Тот, в свою очередь, напряг все связи, и вот, мы в самолете и производим посадку в аэропорту города Констанца.

Дашка, как заправский путешественник, не выпускала из рук русско-румынский разговорник, и все время учила и бормотала всякие труднопроизносимые выражения. На мой вопрос: «Зачем тебе всё это нужно?», подруга отвечала взглядом, уничтожающим моё невежество и недоуменным пожатием плеч, типа: все умные и так понимают, а глупым и объяснять нечего.

Дружественная страна бывшего соц. лагеря встретила нас удушающим зноем и шумной толпой, которая, как в цыганском таборе разговаривала и перекликалась на тарабарском, непривычном нашему слуху, языке.

В толпе встречающих мы увидели невысокую, миловидную женщину, у которой в руке была табличка с нашими именами.

— Ну, Коля, артист, — улыбаясь, проговорила дамочка на русском языке, с легким украинским акцентом, — ведь ни словом не обмолвился, кто пожалует к нам в гости. Хоть бы намекнул, что — ли. Я ждала девчонок, а тут такие, можно сказать, роскошные панночки. Хорошо долетели?

Мы ответили, что хорошо и спросили, что нам делать дальше.

— Давайте заберем ваш багаж, а, потом, быстренько поедем. А то добираться до дачи нужно еще с час.

Ксения, так звали эту приятную и смешливую женщину, ловко рулила сначала по городу, потом по трассе, работая одновременно и шофером, и гидом.

Мы сидели в большом и очень комфортабельном Форде выпуска восьмидесятых годов. В салон, кроме нас, можно было посадить еще троих, и тесно не было бы. Кондиционер работал, как положено. Было так прохладно и уютно, что меня начало клонить в сон. Тихий разговор Дашки, которая сидела рядом с Ксенией, убаюкивал меня, как колыбельная песня. И, незаметно для себя, я заснула и увидела необычное сновидение.

Приснилась мне, почему-то, Дашкина бабця, Сюзанна Карловна. В белых длинных одеждах, она летала, как простыня, тыкала в меня своим длинным указательным пальцем, и скрипучим голосом изрекала, как оракул:

   — Пятой своей дотронется она,   И вся деревня будет спасена.

Я находилась во сне, как наяву. Ощущение реальности продолжалось и тогда, когда я резко очнувшись, посмотрела в окно на пробегающие, за ним, луга и поля, и не могла сообразить, где сон, а где настоящее. Сердце мне подсказывало, что, не просто так, заявилась ко мне на свидание во сне эта вредная старушка. Её пророчество звенело у меня в ушах снова и снова. Не соображая, я спросила у Люси, которая тихонько посапывала рядом:

— Кому пятой дотрагиваться и куда? — Подруга посмотрела, в ответ, недоуменно. Со стороны можно было подумать, что у меня глюки.

«Господи, — подумала я, — когда же, наконец, закончатся эти пророческие сны и оставят меня в покое раз и навсегда?» Мои мысли прервал радостный голос нашего гида:

— Ну, вот, и приехали. Добро пожаловать в родные пенаты, — весело и громко сказала Ксения и свернула с центральной трассы в сторону.

Мы увидели в глубине открытые большие железные ворота. А за воротами был въезд в усадьбу. По бокам дороги, которая вела нас к дому, как сторожа, вытянулись с обеих сторон стройные ажурные, с маленькими шишечками, туи. Дух от них стоял хвойный, сочный. Сразу вспомнился пионерский лагерь. Там точно так же украшали въездные аллеи. Мы с девчонками рвали эти шишечки, растирали между пальцами, и запах витал такой, вроде мы находились в лесу.

Но в пионерском лагере аллеи были ухоженными, нарядными. Украшенными всякими цветами. И львиный зев, и душистый табак, и гвоздика, и Чернобривцы. Всё цвело и необыкновенно пахло. Садовники за ними ухаживали целыми днями. И пололи их, и поливали. А тут, на этой даче, место было диким, неухоженным и заросшим всевозможными полевыми травами и цветами, словно здесь никогда не ступала нога человека.

Густые заросли шиповника, кусты вечнозеленого лавра и дикой акации перемешались в саду с фруктовыми и хвойными деревьями. Смородина, крыжовник, малина соседствовали рядом с персиком, абрикосом и яблоней. И ничего. Им было хорошо и уютно в такой семье. Всё это буйно росло и колосилось.