Энн Вулф - Я буду рядом

Когда Констанс сделал ей предложение, то, казалось, был достигнут предел всех ее мечтаний. Кольцо с бриллиантом, надетое на палец после помолвки, постоянно напоминало ей о любимом… Правда, на солнечном небосклоне их любви к этому времени уже появились первые тучки.

Конечно, Гермия понимала, что Констанс Флэтч, потрясающий любовник и чуткий, понимающий человек не может быть идеальным. И она готова была примириться с его недостатками, которые — она была в этом уверена — рано или поздно всплывут на поверхность. Так и случилось… Очень скоро Гермия поняла, что недостатки Констанса напоминают то, за что ее мать, Лидия Шайн, вечно пилила отца…

Констанс частенько опаздывал на свидания, объясняя свои опоздания самыми разнообразными причинами. Иногда Констанс уезжал «по делам», находя для поездок мыслимые и немыслимые предлоги. Правда, в отличие от Ричмонда Шайна, он всегда предупреждал о своих отъездах и опозданиях. Но что-то подсказывало Гермии, что эта «лояльность» по отношению к ней — лишь временное явление.

И, тем не менее, после недолгих раздумий Гермия все-таки решила броситься с головой в омут и выйти замуж за Констанса. В конце концов, ее болезненная реакция на опоздания и отъезды Констанса может быть страхом повторить судьбу матери… И все совсем не так страшно, как она себе воображает. Не стоит потакать собственной мании преследования, решила Гермия, и сделала все, чтобы адекватно воспринимать недостатки своего жениха.

Однако очень скоро ее опасения подтвердились. И случилось это именно в тот день, когда Гермия и Констанс собрались связать себя узами брака.

С самого утра Гермию терзало неприятное предчувствие. Ей казалось, что все пройдет не так, как ей хочется, что какое-то препятствие помешает им пожениться. Впрочем, такого рода «предчувствиями» страдает большинство невест накануне свадьбы. Гермия помнила об этом и старалась не придавать своей нервозности особого значения. Но, увы, вскоре она поняла, что ее страхи были вовсе небезосновательными.

В полдень около мэйвилской церкви собрались все, кто принимал и не принимал участие в воспитании Констанса и Гермии. Были родители, тетушки, дядюшки, двоюродные тетушки и дядюшки, приехавшие бог весть из каких мест. Из-за пышных букетов роз, лилий и орхидей сложно было разглядеть едва дышащую от волнения и затянутого корсета невесту. Самое неприятное заключалось в том, что на церемонию она явилась гораздо раньше, чем жених…

Этот факт очень быстро стал предметом пересудов в толпе родственников и друзей. Гермия всем телом ощущала на себе сочувствующие и ехидные взгляды. Страх, отчаяние, стыд и жалость к себе — все эти чувства накрыли Гермию огромной волной, мешали дышать и двигаться.

Она — эпицентр этих странных и смешных событий — стояла на виду у перешептывающейся толпы и не могла пошевелиться. Какое унижение! Неужели ее жених не придет на свадьбу? Неужели он мог так посмеяться над ней? Так равнодушно отнестись к ее чувствам, к тому, что она испытывает в эту минуту? А ведь Констанс не мог не подумать о ее чувствах…

Слишком хорошо он успел узнать Гермию за время их знакомства.

После часа ожидания Гермия была уже уверена в том, что свадьба не состоится. Она, как ледяная статуя, стиснутая чужими насмешками и корсетом, продолжала стоять на пороге церкви. В ее глазах застыли слезы. Только бы не заплакать, твердила она про себя как молитву, только бы не заплакать…

Когда из черного лимузина, подъехавшего к церкви, вышел Констанс, Гермия уже отказывалась верить своим глазам. На секунду ей показалось, что его фигура в элегантном черном костюме — всего лишь галлюцинация, вызванная нервным перенапряжением. Но это все же был Констанс.

Он легко взбежал по ступеням церкви, обнял невесту и протянул ей букет диковинных цветов. От волнения и горечи Гермия не смогла запомнить их названия. Но тогда ей казалось, что она будет помнить его всю жизнь.

Констанс извинился перед невестой и гостями, объяснив, что опоздал из-за цветов, которые так сложно было найти. Он хотел подарить Гермии букет столь же необыкновенный, сколь она сама. Потому что ни один цветок мира не может сравниться с ней красотой. Именно за этими цветами Констанс уехал вчера и вернулся только сегодня.

Цветы были восхитительны, речь, которую он произнес, блистала остроумием, но Гермия не сказала ему ни слова. Слишком велико было потрясение, слишком страшно было сознавать, что она могла потерять его навсегда.

После церемонии молодые сразу же отправились во Флориду. Предвкушение медового месяца для Гермии было безнадежно отравлено высказыванием матери: «Кажется, ты повторишь мою судьбу…» Как ни пытался Констанс поднять настроение своей благоверной, ему это не удалось. И в самолете, и в отеле, где их разместили в роскошном номере с огромной кроватью «для новобрачных», она не вымолвила ни слова.

Констанс осыпал любимую извинениями и нежными словами в течение четырех часов. В отеле поток слов иссяк одновременно с его терпением.

— Послушай, Гермия, — раздраженно произнес он, — может быть, ты снизойдешь до меня и выдавишь из себя хоть слово?

Гермия вынырнула из-за крышки чемодана и, что есть сил, захлопнула ее. Но этот ответ показался Констансу не слишком впечатляющим:

— Гермия, я, кажется, просил ответить мне словами, а не звуками.

— Ты считаешь себя вправе иронизировать? — возмущенно спросила Гермия. — Если мне не изменяет память, то это я, а не ты, проторчала около церкви битый час в ожидании твоего благословенного приезда! — Она так долго сдерживалась, что была рада наконец дать волю своим эмоциям. — Ты даже не можешь себе представить тот страх, то унижение, которое я переживала минуту за минутой до твоего появления. Этот час казался мне бесконечным, Констанс! И если ты считаешь, что принесенные тобой цветочки искупили твою вину, то сильно ошибаешься!

Цветочки?! — вспыхнул Констанс. — Между прочим, за этими «цветочками» мне пришлось ехать в другой штат. Это редкий вид… — Он запнулся и зло посмотрел на Гермию. — Впрочем, какая разница. Это ведь всего лишь «цветочки»…

— Ты прав, мне нет до них никакого дела. И слово «пришлось» здесь неуместно. Ты хотел поехать за ними. И поехал. А что буду думать и чувствовать я, тебя абсолютно не интересовало!

Зеленый яд ее глаз словно проник в Контанса и заразил его злобой и гневом.

— Отлично! Мне действительно не было до тебя дела! Конечно же, об опоздании я знал заранее и хотел просто посмеяться над тобой… А эти «цветочки»… Можешь выбросить их в окно, для меня они ровным счетом ничего не значат. Нарвал на соседней клумбе, — нарочито небрежно бросил он.