Эми Дэникик - Целуя невесту

— Вы только взгляните…

— Знаю. — Она сидела, сгорбившись, в конце длинного стола. — Я рада, что все наконец закончилось.

— Сочувствую.

За одним танцем, на который он ее уговорил, последовало еще несколько. Они разговаривали, а Алекс все больше распалялся от ее близости. Она как будто ничего не замечала, была честна и не скрывала своих чувств, и он понял, что ее пугает мысль остаться одной сегодня ночью. Ему было неловко, что в этом частично виноват он.

— Просто не верится, что я все это выдержала.

— Вы были настоящим молодцом, — уверил он ее. У него было сильное желание пощекотать ей под подбородком, чтобы подбодрить и вызвать улыбку, но он не мог собраться с духом, чтобы сделать это.

— Я совсем не чувствую себя молодцом. — Она устало вздохнула.

Она сидела напротив, смотрела на него своими огромными лучистыми глазами, и Алекс чувствовал, как в нем пробуждаются чисто мужские желания. Он надеялся, что она уже оставила идею импровизированной любовной связи, потому что он, наоборот, все больше и больше о ней думал. Но в жизни Алекса никогда раньше не было случая, чтобы он воспользовался женщиной ради своего удовольствия, и он не хотел, чтобы это случилось сегодня ночью.

Он проводит ее домой и поскорее уедет, прежде чем сделать глупость.

— Вы готовы ехать?

— Готова. — Она посмотрела на него в нерешительности. — Нам, наверно, надо вызвать такси?

— Нет, мы оба трезвые, и я сам отвезу вас домой. — Он проклинал себя за то, что вожделение становилось все сильнее.

«Не думай об этом».

— Думаю, вы правы, — уступила она и протянула ему руку. — Кроме того, непохоже, что вы попытаетесь мной воспользоваться и все такое.

— Я бы никогда этого не сделал.

— Знаю, — грустно пробормотала она.

Выражение ее лица было таким невыносимо печальным, что Алексу и самому стало грустно. Он открыл перед ней дверь, и в лицо им ударил морозный январский ветер. Алекс понадеялся, что холод немного остудит его кровь и к нему вернется его обычное благоразумие.

Они сели в его машину, он завел мотор и спросил, куда ее везти.

— Угол Седьмой и Кингсворт.

Ему стало немного не по себе. Район пользовался плохой репутацией, и он обеспокоился ее безопасностью. Слишком уж она наивна и доверчива, чтобы жить в таком опасном месте. Он вдруг понял, что в какой-то момент, еще там, в зале приемов, он превратился из рассерженного бизнесмена в ее друга.

Вскоре они доехали до места, и Алекс, с ужасом оглядев ветхие, давно не ремонтировавшиеся дома, снова подумал о безопасности Виктории. Может быть, утром он установит в ее квартире сигнализацию. Иначе он будет волноваться за нее весь остаток своей жизни.

В большинстве домов, несмотря на новогоднюю ночь, окна уже были темными, но некоторые входные двери были освещены яркими лампочками. Когда-то Маунт-Сейнт был богатым и оживленным районом, дома содержались в порядке, здесь было много магазинов и парков. Но как часто случалось с некогда процветавшими городами, богатство переместилось в другие края, а на его место пришла бедность. Ривертону повезло, что многие старые районы города были реконструированы, сам город — особенно его центр — благодаря активности и капиталовложениям бизнесменов и самих горожан стал разрастаться и хорошеть.

К несчастью, до района Маунт-Сейнт прогресс не дошел. Он вглядывался в темные, узкие улочки. Которая из них ее? Он повернул голову, чтобы спросить, но увидел, что его пассажирка мирно спит, прислонившись головой к окну. Луна освещала ее круглое, как персик, лицо. Она выглядела так же привлекательно, как пирожки, которые пекла его мать, — такой же сладкой и восхитительной и не подозревающей о его коварных замыслах.

«Алекс, сосредоточься на другом».

Он легонько толкнул ее, но она даже не пошевелилась. На коленях у нее лежала сумочка, и он достал из нее водительские права. Дважды проверив адрес, он поехал к трехэтажному зданию, к которому вела узкая подъездная дорожка. Он припарковался, но Виктория все еще спала. Он вылез из машины и подошел к противоположной двери.

Ночь стала еще темнее и холоднее. Эта часть города всегда продувалась резкими восточными ветрами. Когда он открыл дверцу, в машину ворвался порыв холодного ветра, и тело Виктории поверх корсажа покрылось мурашками. Он расстегнул ремень безопасности и осторожно потряс ее за плечо:

— Виктория, мы приехали.

Она молча кивнула, но вряд ли поняла, что ей говорят.

— Виктория, проснитесь. Вы дома.

Она глубоко вздохнула, от чего ее грудь приподнялась. Алекс понял, что его взгляд прикован к этой груди, и тряхнул головой, прогоняя неподобающие мысли. Она открыла глаза и сонно улыбнулась:

— Привет.

Он представил себе, что она будет выглядеть именно так после ночи любви: сонная, томная, утомленная, но счастливая.

— Привет.

Она опять закрыла глаза.

Холодный ветер трепал верхушки деревьев и пронизывал Алекса насквозь. Он снова потряс ее.

Никакой реакции.

Не может же он оставить ее в машине. Кроме опасности быть изнасилованной или убитой, была реальная угроза того, что она может просто замерзнуть и умереть.

Он знал, что надо делать. В конце концов, это был день ее свадьбы, разве не так?

Алекс взял с колен ее сумочку и сунул в карман. Потом поднял Викторию на руки. Шелк и бархат заструились по его рукам. Движением бедра он захлопнул дверцу машины.

Она опять вздохнула и устроилась у него на плече.

Он еле удержался, чтобы не застонать. Ее приятно было держать на руках даже спящую. Более чем приятно. Она уютно устроилась, словно он держал ее вот так сотни раз в прошлом. А ее сладкий сон был знаком доверия. Была ли где-либо женщина, с которой он чувствовал себя так же хорошо — будь то в бальном зале или на середине подъездной дорожки под пронизывающим январским ветром, — не имело ровно никакого значения.

Стиснув зубы и приказав себе отвлечься от столь опасных мыслей, он пошел к ее дому. Миновав газон и поднявшись на несколько шатких и скрипучих ступеней, он оказался на темном крыльце перед дверью. На вопрос о ключе она не ответила.

— Виктория? — Он немного ее встряхнул. Ответа не было.

Немного отступив, он оглядел крыльцо. Он не сомневался, что при ее доверчивости где-то должен был быть спрятан ключ. Но на крыльце было мало предметов, где можно было бы его спрятать, — ни горшков с цветами, ни корзин, только одинокая качалка, тихо поскрипывавшая на ветру. Но он был уверен, что ключ существовал. Его взгляд остановился на дверном косяке.

Прижав к двери колено, чтобы поддержать ее бедра, он осторожно переместил свою ношу и, освободив одну руку, начал шарить пальцами по верхней планке двери. Он не удивился, когда в руки ему попался металлический предмет.