Топографический кретин - Ян Ледер
— Хоба, в натуре! — обнажил клыки Медведь и одобрительно хлопнул по плечу сидящего перед ним Якова. — Фрэн в курсах!
Яков незаметно поморщился и потёр ушибленное, сделав вид, что стряхивает пылинку.
Не сказать, что без Мишинской похвалы он бы не прожил, да и шлепок мог бы быть полегче, но бригада заднескамеечников пользовалась на районе определённым авторитетом, к которому приходилось тянуться, чтобы не проканать за конкретного ботана.
Конечно, некоторые вещи слегка настораживали Якова, вечного активиста и почти отличника. Сам он, например, не участвовал в засадах на младшеклассников и даже за глаза не называл девчонок биксами. Но тут уж приходилось мириться: к настоящим отморозкам Медвежья стая отношения не имела, хотя и распыляла вокруг себя модный флёр приблатнённости, и членство в этой бригаде — пусть и на ассоциированных началах — Яков считал разумной платой за то, что его самого не трясла на мелочь шушера из соседних школ.
К тому же блондин Гоша Рыбин, он же Белый Кит, лучший друг и сосед по лестничной клетке, был с Медведем на коротком плавнике. Так что Якова, несмотря на его октябрятско-пионерские заслуги, бригада приняла благосклонно, свидетельством чему стал тут же выписанный как бы членский билет, то есть кличка. Изобрёл которую, разумеется, Шуцык, признанный виртуоз абстрактного мышления.
— А почему Фрэн? — уточнил тогда Яков.
— Ну, типа Яшка — это Янкель, так?
— Ну, например.
— А Янкель — это тот, который скидовай-штаны из книжки про ШКИД. Так?
— Ну, так.
— Не ну, а так! А Янкель — это два слога, тундра! Ян и кель.
— А кто такой кель?
— Да хрен его знает, кто такой Кель, — Шуцык даже рассердился. — Не тормози. Янкель — это как забадяжить вместе имя и фамилию певца Яна Френкеля, который про белых журавлей!
— Он композитор, кажись.
— Да какая, на фиг, разница, хоть хирург Одесской киностудии имени прапорщика Долженко! Главное, что Ян Френкель — это Ян-кель! Ну?
— Ну?
— Ну и всё! Потому что если Френкель, то — Фрэн. Рубишь?
— Ну.
— Ну и ништяк.
Логика, в общем, была безупречной. К тому же по недолгому размышлению Яков пришёл к выводу, что «Фрэн» звучит не обидно, а даже наоборот, слегка по-ковбойски, так что противиться не стал.
Зато прозвище самого Шуцыка создавало некоторые проблемы, но уже не коннотационного, а, скорее, орфоэпического характера. И вот, решив расставить точки над «Ы», кличкообладатель доколупался до училки — к вящему удовольствию седьмого «А».
— Прикинь, Шуцевич, ты ик, а не ык. Ик, понял! Типа как с бодуна, — у Медведя в запасе всегда имелась парочка-другая незатёртых смысловых ассоциаций.
— Не с бодуна, Мишин, а с похмелья, — автоматически поправила Роза Израилевна и тут же смутилась, поняв, что заглотила крючок. И, желая исправить свой прокол ещё до того как его заметят другие, открыла журнал.
— Давайте-ка, друзья, обратимся к теме прошлого урока. Александр Сергеевич Пушкин. «Дубровский», если не ошибаюсь.
Класс обречённо закивал — русистка не ошибалась, спектакль кончился — и заметно пожух ростом: сталкиваясь с учительским взглядом, народ, как морские черепахи при виде альбатроса, плавно втягивал шеи в плечи.
— Боюсь, Анечка, отвечать придётся всё-таки вам, — обратилась Роза Израилевна к сидевшей на первой парте совершенно чёрной Ане Низ.
Чёрная Аня не была негритянкой — таких класс видел только в телепередаче «Камера смотрит в мир» и иногда в кинокартинах про Америку. Просто в дополнение к чёрному ученическому платью и чёрному форменному фартуку на ней всегда были чёрные гольфы до колен, чёрные ботинки на стоптанных наискосок чёрных подошвах, чёрные глаза и чёрные волосы, украшенные чёрным бантом, как если бы эти волосы можно было чем-нибудь украсить. И ещё у неё пробивались светло-серые бакенбарды и лихие усы, которые когда-нибудь — вот зуб! — обязательно тоже станут чёрными.
Аню Низ в классе не любили. Не ненавидели и не презирали, а просто не любили. Аня классу была неинтересна. Не блистала ни красотой, ни весёлостью нрава, ни остротой ума. Не была короткой, как Инка Урицкая, не была длинной, как Лилька Шлихтер. Не была ни толстой, как Лёха Круглов из «Б», ни косой, как Галка Свинаренко оттуда же, ни хотя бы однорукой, как злой Сюга из восьмой школы. Ни уму, в общем, ни сердцу. Даже фамилия — Низ — была у неё такая короткая и такая подходящая, что сколько Шуцык ни напрягался, так и не смог ничего приличного замутить, и осталась Аня без клички. Случай редчайший, а по меркам седьмого «А» и вовсе уникальный.
Росла она в многодетной семье, в которой каждый второй ребёнок был если не имбецилом, то как минимум не гением. В городе говорили, что её папа и мама — то ли родные, то ли двоюродные брат и сестра, оттого, мол, и дети у них шибздики. Так оно на самом деле или не так, наверняка не знали. А если честно, то и знать не хотели, сторонились её, да и всё. Даже на своей первой парте в среднем ряду Аня Низ сидела одна.
Поначалу учителя пытались бороться с таким безобразием и подсаживали к Ане кого-нибудь из лучших учеников в надежде подтянуть её успеваемость, а заодно и показатели всего класса. И это даже срабатывало, но только до тех пор, пока у очередного пионера-буксира не обнаруживались вши.
— Не за тем мы в школу детей отдаём, чтобы они гнид домой приносили! — верещали тогда бабушки на родительских собраниях.
Бабушки в школу ходили охотно, потому что на пенсии заняться было нечем, разве что супы варить, а тут оттягивались по полной, такой галдёж учиняли, что у самих уши закладывало. Так что домой приходили измотанные, слегка оглохшие, но счастливые и с молодецким блеском под стёклами очков. Можно было подумать, что бабушки не в школьном собрании только что заседали, а в рюмочной «Чилим» о мировой военщине лясы точили.
К тому же они ничего не боялись. Выговора с занесением им уже не влепишь, на собрании трудового коллектива не пропесочишь, так что можно поактивничать на зависть папам с мамами, озабоченным служебным ростом.
— Ужас прям, безобразие какое! — заходились бабушки праведным гневом. — По классу зараза гуляет, слово-то какое — педикулёз! — а педколлектив палец о палец не ударит! Хотите жалобу в гороно?
Педколлектив педикулёза боялся, жалоб не хотел и сдавался без боя. Лишившись поплавка, Аня в сотый раз быстро шла ко дну, и учителя, не желая портить отчётности, не тревожили сонную двоечницу без веских оснований.
