Вайолет Уинспир - Замок пилигрима

Ивейн поднималась вслед за экономкой по винтовой лестнице в отведенную ей комнату. Судя по характерным изгибам стен и окон, ее поместили в одну из замковых башен. Экономка отперла соседнюю дверь — там находилась ванная комната, выложенная золотисто-зеленой плиткой, и показала Ивейн, где кран с горячей и где — с холодной водой, потом открыла шкафчик, в котором висели огромные турецкие полотенца. В нижнем ящичке лежали мыло, соль для ванн и губка. Поодаль в углу стоял фарфоровый унитаз. Ивейн поняла, что здесь, в этих апартаментах башни, она обеспечена всем необходимым.

Она попыталась улыбнуться экономке, но в ответ та не повела даже бровью. Вместо этого она быстро оглядела облачение Ивейн, и девушка сразу же вспомнила, какими надменными были слуги в доме Санделлов.

— Я… я, пожалуй, приму ванну, — запинаясь сказала она.

Женщина кивнула, показывая, что понимает по-английски.

— Сеньорита найдет халат и ночную рубашку на постели. Сеньор маркиз приказал, чтобы для сеньориты привезли одежду из города.

— А здесь есть город?! — воскликнула Ивейн.

— Разумеется. — Альма приподняла брови. — Замок находится на берегу острова, у моря, но в шести милях отсюда есть магазины, театр, отель. У нас, в Пуэрто-де-Леон, есть большие дома. Там живут друзья дона Хуана.

О, каким облегчением было узнать, что она не совсем оторвана от цивилизации! Ивейн поднесла к лицу большой кусок хвойного мыла. Сейчас она примет ванну, поспит в большой кровати в новой комнате, и скоро все снова пойдет своим чередом.

— Не желает ли сеньорита подкрепиться?

— Нельзя ли… нельзя ли чашечку чаю? Пожалуйста!

— Как пожелает сеньорита. — Ивейн вновь удостоили слегка презрительного взгляда. — Здесь, на острове, мы не живем как дикари. Вот уже многие десятилетия господа из рода де Леон ведут все дела. Такие люди, как сеньор маркиз, очень прогрессивны.

— Похоже на то, — невольно проговорила Ивейн, — что он любит делать все по-своему и не терпит возражений.

Экономка склонила голову с аккуратно уложенными на голове косами.

— Испанец всегда хозяин в своем доме, а дон Хуан — еще больше, чем прочие. Титул и деяния членов его семьи вписаны в историю Испании, сеньорита.

В этом Ивейн ни на минуту не усомнилась. Вся феодальная история древнего рода, казалось, сквозила в чеканных чертах этого человека, она глубоко въелась в его кровь и плоть. Он мог быть щедр, великодушен, но, как она недавно убедилась, мог быть и жесток.

— Наверное, остров очень красив, — сказала она почти в отчаянии.

— Пусть сеньорита сама в этом убедится — идемте.

Экономка поманила ее к одному из окон, распахнула наружу его створку, и Ивейн сразу же услышала рокочущий шум моря, словно ветер шелестел в высоких кронах деревьев, вздыхающий, неумолчный, нашептывающий какие-то сокровенные тайны. Она представила себя Рапунцелью, которую держат в плену у смуглого колдуна, хозяина замка.

— Море шепчет. — Голос экономки раздался над самым ухом Ивейн. — Когда вы будете слушать его ночью, вам покажется, что оно словно жалуется человеческим голосом. Видите ли, сеньорита, в стародавние времена невеста одного господина рода де Леон упала с этих скал.

Ивейн затаила дыхание и отошла от окна. Она встретила взгляд темных глаз женщины. В нем не было ни тени гостеприимства, этот пристальный неотступный взгляд беспокоил девушку.

— Она была совсем юной, как и вы. Она была чужеземкой, как вы, и любила прогуливаться по высоким скалам со своей собакой, волкодавом. Их всегда держали в этом замке. Собака, очень сильное животное, которое она держала на поводке, подтянула девушку к самому обрыву, сеньорита. Они вместе упали вниз. — С этими словами экономка подошла к двери и открыла ее. — Когда сеньорита закончит принимать ванну, ей принесут чай.

Дверь закрылась за облаченной в черное фигурой, и Ивейн зябко поежилась, прислушиваясь к шуму моря и завыванию ветра, врывавшегося в узкую амбразуру окна, — вместе с ним в комнату неслись запахи соли, песка и цветов. Ивейн преследовал голос, давно уже умолкший, заглушённый скалами и волнами.

Теперь она в первый раз могла как следует оглядеть свою комнату и увидела, что она очень красива… как будто ее приготовили для кого-то, кто приехал, но скоро покинул ее… для женщины, которая так и не успела занять ее. Просторная высокая кровать накрыта роскошным кружевным тончайшим покрывалом, каждый завиток кружева был неповторимо прелестен. На легчайших простынях была вышита монограмма, на столике возле кровати стояла серебряная лампа для чтения, сам столик, как и остальная мебель в комнате, был вырезан из коричнево-золотистого дерева. Еще здесь находились небольшие, обитые шелком стулья и такой же диван, на полу от одной стены до другой расстилался толстый пушистый ковер лазурного цвета, как море, а сами стены были обиты панелями из розового дерева. Ивейн невольно сравнивала эту комнату со своей каморкой в доме Санделлов, под самой крышей, заставленную пестрыми остатками ненужной мебели из господских комнат.

Как во сне Ивейн услышала звон колоколов в соседней церкви, который смешивался со звуками моря.

— У тебя на ладони есть перекресток, — так сказала ей когда-то старая цыганка на ярмарке в Комб-Сент-Блейз за неделю до того, как они с Идой Санделл отправились в этот так трагически закончившийся круиз. Она брела в одиночестве по ярмарке, прислушиваясь к веселому смеху других молодых парочек, и в глубине души желала, чтобы цыганка нагадала ей, что на борту корабля она встретит свою судьбу, что это будет высокий смуглый незнакомец…

И тут Ивейн затаила дыхание. Она вспомнила про высокого, смуглого, никогда не улыбающегося незнакомца, который укрыл ее в своем доме. Конечно, он не был тем молодым очаровательным человеком из ее мечты… непроницаемым, тонким, точеным лицом, черными глазами, которые, казалось, видели все насквозь, хромой ногой — он пугал ее.

Он начал насмехаться над ней, когда Ивейн спросила, почему он предложил ей остаться… но какие именно чувства могла она пробудить у человека, совершенно одиноко живущего в замке у моря?

Глава 2

Ивейн проснулась и увидела яркий солнечный свет, такой манящий, что она тут же выскочила из кровати и побежала к узкому окну. Не по росту большая ночная рубашка сползла с ее худенького плеча. С жадным любопытством ребенка Ивейн высунулась из окна.

Зелено-синее море, горы вдали, на побережье Испании, к территории которой относился и сам остров. Но он казался Ивейн особым, отдельным миром, и теперь, когда крепкий долгий сон освежил ее, и она начала понемногу приходить в себя после потрясений страшной ночи кораблекрушения, девушка с нетерпением стремилась исследовать свое новое место обитания.