Карамелька от папы Ноэля - Светлана Пригорницкая
Выйдя из тёплого переговорного пункта, Наташа покрепче запахнула куртку. Уезжая из дома, она демонстративно надела кожаную куртку вместо тёплого пуховика. Всё-таки в Испанию едет. К пальмам, к морю, к вечному солнцу. Оказывается, солнце круглый год – только на Канарах, а в Сарагосе минусовая температура зимой – нормальное дело.
– Домой? – Сиплый шёпот из-за спины вывел её из задумчивости.
Даже не оглядываясь, Наташа узнала голос Марины и кивнула. Дожили, они уже рефухио называют домом. А ведь никакой это не дом. Дома сейчас снега по колено. Холодно, морозно, но так красиво. В Сарагосе – сыро и слякотно. А главное – ветер. Пиренейский. Холодный, влажный. Сбивающий с ног. Наташа уже знала, что Сарагоса находится в низине и несколько раз в году сюда спускается ветер с гор. С одной стороны, он уносит весь смог и очищает воздух, именно поэтому Сарагоса считается самым чистым и полезным для здоровья городом Испании, но, с другой, – этот жуткий сезон надо пережить. Не повезло им. Именно сейчас они и окажутся на улице.
Холодный ветер пронизывал до костей, но торопиться не хотелось. До ужина ещё полчаса, а дойти до рефухио можно за десять минут.
– Как Серёжка? – всё тем же бесцветным голосом спросила Марина.
– На Новый год письмо Деду Морозу написал. И список составил, что купит, когда мама денежки из Испании пришлёт.
Горячий комок подкатил к горлу. В ушах всё ещё звенел счастливый голос сына: «А ещё надо компьютер купить. Как у Артёма. Нам же хватит денег на компьютер?» Наташа что-то рассказывала, с чем-то соглашалась, шептала в трубку какие-то обещания, а по щекам текли слёзы. Она вообще в последнее время стала такая слезливая. Ревёт по каждому поводу. И волосы стали выпадать в невероятном количестве. И внизу живота болит. Нервное. Вот когда закончится эта чёрная полоса…
– А ты чего своим не звонила? – спросила она, стараясь переключиться на другую тему и отвлечься от собственных проблем.
– А зачем? – Марина подняла повыше ворот старого пуховика. Шерстяной шарф с ярким орнаментом развевался на ветру, время от времени глухо хлопая её по замёрзшим щекам. – Мама плачет. Алка, сука, приходила. Я-то своим рассказывала, что живём в рефухио, типа отель для мигрантов, на полном пансионе. Ну, чтобы не расстраивать. У мамы сердце больное. А эта коза сказала всё как есть. И что живём в бомжатнике, и что о работе можем только мечтать. Но если б только это. Я же в банке кредит взяла, чтобы уехать сюда. Залог – квартира. Прикинь? Скоро выплата, а денег юк.
– Чего денег? – не поняла Наташа.
– Юк. «Нет» по-татарски. Или по-башкирски. Денег – юк. Работы – юк. И вообще – один сплошной юк. Как ты думаешь, это когда-нибудь закончится?
– Обязательно, – пробормотала Наташа и внутренне сжалась.
Если сейчас Маринка спросит, когда – то она не выдержит и разревётся.
А реветь нельзя. Потому что Маринке ещё хуже. А она, Наташа, старшая. И должна подавать пример мужества. Мужества и самоотверженности. Фух, вот это закрутила. Зато слёзы снова сбились где-то внутри в один тяжёлый ком и не хлынули из глаз.
Фонари тускло освещали безлюдную улицу. Скосив взгляд, Наташа заметила узкий проход между маленькими железными строениями, напоминающими гаражи. Проход был забит картонными коробками. Остановившись, она несколько секунд изучала проем. Послезавтра они окажутся на улице…
– Смотри, Мариш, – пробормотала Наташа и сделала пару неуверенных шагов в сторону «гаражей». – Если через два дня нас попрут из рефухио, то здесь можно будет ночь перекантоваться. Не дует, и картон, вроде, тепло должен держать.
Молчание насторожило. Марина даже не посмотрела в ту сторону, куда показывала Наташа. Сгорбившись, девушка продолжала идти, словно зомби. Шарканье старых сапог в тишине было мистическим и пугающим.
– Завидую я тебе, Натаха, – глядя куда-то вверх прошептала Марина. – Место для ночлега ищешь. А я смотрю на это дерево. Вон… видишь, какая ветка удобная. Послезавтра я на ней повешусь.
Наташа резко остановилась. Голая ветка, толстая и по виду крепкая, призывно покачивалась на ветру и действительно была просто создана для суицидников. Даже расположена на доступной высоте. Просто подходи со своим инвентарём и… Слёзы всё-таки хлынули.
– А я не повешусь, – вдруг зло бросила она. – Вот назло своему ангелу-хранителю, не повешусь. Пусть так и живёт со мной, как заслужил. В бомжатнике, под мостом, на картонке. Раз он у меня такой немощный, пусть живёт в гавнюшнике. А я ему помогать не буду. Вешаться ещё. Освобождать его от исполнения обязанностей. Хренушки.
Заметив лежащий на дороге камень, Наташа с размаху пнула его. Взлетев, тот врезался в дерево и отскочив, угодил ей по ноге.
– Ах ты, падло! – взвыла Наташа, потирая ушибленное место. – Мало того что ты жалкий неудачник, ты ещё и мелкий пакостник.
Сзади послышалось сдавленное хрюканье. Зажав губы шарфом, Марина глухо хохотала. Достав из кармана салфетку, она подошла к Наташе и долго вытирала с её лица потёкшую тушь.
До рефухио дошли молча.
Уже подходя к железной решётке, Наташа услышала знакомый голос.
– Нина? – вопросительно прошептала Маринка, тоже прислушиваясь к смеху, доносившемуся из-за ворот.
Наташа кивнула. Не сговариваясь, они бросились во внутренний двор. В кругу весёлых черноглазых парней Нина казалась ярким цветком. Румяная, в жемчужно-сером пальто, подчёркивающем её вызывающе-стройную фигуру. Женщина явно флиртовала, не напрягаясь, что кавалеры – представители низшего общества.
– Gracias
