Джулия Тиммон - С огнем не шутят
Странно, но, когда он смотрел сейчас в ее блестящие глаза, словно увлажненные хрустальной слезой, о пороке и грехе даже не мог подумать. Было в этих глазах нечто невинное и чистое.
Три вещи во внешности Евы при близком рассмотрении поразили его. Белизна белков глаз, как у годовалого, еще не испытавшего ни бед, ни лишений, ни страданий ребенка.
Нежная кожа цвета молока с примешанными к нему несколькими каплями свежего желтовато-коричневого меда. И общее выражение лица — открытое, бесхитростное, честное.
Может, она воздействует так на людей при помощи колдовства? — подумал вдруг Себастьян, и по его спине пробежал неприятный холодок. Надо бы быть с ней поосторожнее…
— Если я не ошибаюсь, вы дружили с Эмили, — произнесла Ева, когда официант удалился. — Рыженькой такой, худенькой девушкой. Мы учились с ней в одной группе.
— Не ошибаетесь. — При упоминании об Эмили губы Себастьяна всегда поневоле растягивались в улыбке.
Взбалмошная и заводная, отчаянный борец за правду, в детстве Эмили принимала участие во всех мальчишеских играх. Они до сих пор поддерживали отношения и очень друг другу доверяли. Их дружба зародилась, наверное, с самого рождения. Матери Себастьяна и Эмили познакомились в клинике, приходя на консультации перед родами. Потом стали общаться семьями.
Себастьян и Эмили чуть ли ни в одно и то же время сделали первые шаги, вдвоем резвились в скверах и в парках с аттракционами, куда возили их еще молодые тогда мамы.
Влюбленности друг в друга они не испытывали никогда, отчего Себастьян еще больше дорожил этой дружбой.
Воспоминания о детстве неожиданно уступили в его голове место другой картинке из прошлого.
Очередная студенческая вечеринка у Эмили завершена. Ее Грегори, уставший после экзамена и работы в магазине, уже спит. Хозяйка дома в клетчатом фартуке поверх короткого желтого платьица моет посуду, а он, Себастьян, на правах товарища с детства, принимает от нее вымытые тарелки и бокалы и насухо вытирает их полотенцем.
Именно в этот вечер — он точно помнил — у них впервые зашел разговор о Еве. Каким образом их беседа переключилась на нее, ему было сложно сказать. Впрочем, о Еве Корнер в ту пору болтали повсюду.
У Эмили, когда она горячилась, лицо всегда покрывалось красными пятнами. Вот и тогда, рассказывая Себастьяну о предосудительном поведении сокурсницы и ее связях с колдовскими силами, о которых ей, Эмили, стало известно из достоверных якобы источников, она была прямо-таки пунцовой…
Опять подумав о злых чарах, он передернулся.
— А вот и обед! — неуместно искренним и мелодичным на фоне его мрачных дум тоном произнесла Ева.
Себастьян повернул голову и увидел приближающегося к их столику того же черно-фиолетового официанта с подносом в руках.
Лишь взглянув на дымящиеся блюда на тарелках, он ощутил, что страшно голоден и что готов, несмотря на присутствие необычной собеседницы, съесть сейчас все, что заказал.
— Приятного аппетита, — пожелала ему Ева, придвигая к себе тарелку с чем-то красно-коричневым. — Простите, я до сих пор не спросила, как вас зовут… Помню лишь вашу фамилию. Брайс.
— Меня зовут Себастьян, — ответил тот, расстилая на коленях белую с бахромой салфетку.
— Очень приятно, Себастьян, — ответила Ева, протягивая ему белую удивительно правильной формы руку. — А я Ева Корнер.
Себастьян кивнул и, тщательно скрывая волнение, бережно пожал ее кисть.
— Мне тоже очень приятно.
3
При всей своей поразительной женственности ела Ева с аппетитом и увлеченностью ребенка-сластены, наконец заполучившего долгожданный десерт.
Себастьян, за последние несколько лет насмотревшийся на приемах и банкетах на самовлюбленных красоток, уяснил себе, что каждая из них почему-то считает чуть ли не своим долгом прикидываться, будто есть ей вовсе не хочется и она, сидя за столом, лишь делает окружающим одолжение.
Поглощая оказавшийся на редкость вкусным обед, он украдкой наблюдал за Евой и все больше удивлялся ее естественности, тому, насколько незаинтересованной в происходящем вокруг она в данный момент казалась, насколько грациозно и вместе с тем просто орудовала ножом и вилкой.
В чем дело? — спрашивал он себя. Может, привычная жизнь ей опостылела и она решила здесь, в далекой Африке, отдохнуть от притворства и побыть самой собой? Но разве умеют подобные особы быть самими собой? И известно ли им, какие они? А может, это одна из ее масок, одна из заученных наизусть ролей — роль святой простоты и невинности? Я многое отдал бы за возможность раскусить эту красавицу…
Покончив с обедом, они вместе поднялись из-за столика и разошлись по своим номерам — отдохнуть часок перед вечерним сафари в национальном парке.
Отчего у нее на душе настолько светло и радостно, Ева не вполне понимала. Естественно, причиной тому было и начало отдыха, которого, как ей казалось в последние месяцы напряженной работы, она никогда не дождется, и встреча с Африкой, так часто в детстве снившейся ей в удивительных снах. Но было в ее нынешней радости и что-то еще, более мощное, превосходящее по силе все остальные чувства.
Неужели столь странным образом на меня подействовала встреча с этим парнем? — думала она, стоя под освежающими струями душа. Себастьян… Себастьян Брайс. Примерно таким представлялся ей с ранней юности любимый человек: внушающим доверие, с мужественно-неброскими чертами лица, спокойным и серьезным выражением умных глаз, спортивного телосложения.
Понять, действительно ли именно в таком мужчине она нуждается, у нее не было ни малейшей возможности. Лишь два года назад ей удалось-таки вырваться из золотой клетки, в которую, едва она распрощалась с безоблачным детством, ее нещадной рукой засадил Август.
Сбежав от него, она в течение четырех месяцев скрывалась у тетки в деревне. А потом, вернувшись в Глазго, где Август ее уже не ждал, следуя данному бабушкой совету, с необыкновенным рвением взялась за работу.
Разговор с бабушкой состоялся в тот момент, когда лет в четырнадцать Ева уже распрощалась с угловатостью и неловкостью, свойственными всем девочкам в переходном возрасте, и расцвела, как только что распустившийся цветок.
— Ты красивая, девочка моя. Очень красивая, — сказала ей тогда бабушка. — Таким, как ты, чаще всего не везет в жизни, поверь мне и имей это в виду.
Ева не поняла, о чем речь. И, заметив это, бабушка взяла ее за руки и с любовью и тревогой посмотрела ей в глаза.
— Выслушай меня внимательно, Ева, и на всю жизнь запомни мои слова. Красивых женщин, как ты, обычно преследуют несчастья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});