Царь горы - Наталия Романова
- Думаю, тебе лучше выйти, - сообщает мне Людмила, и я с ней не согласен, так что усаживаюсь на кушетку и сообщаю.
- У нас девственность.
- Неужели? - отвечает Людмила, иронично приподнимая одну бровь. - Какие у вас жалобы? - она поворачивается к Кире.
Кира в двух словах объясняет, при этом, о чудо, краснеет не она, а я. Я, чёрт возьми, краснею под спокойным, невозмутимым взглядом Людмилы, и ощущаю себя откровенным мудаком. Мудаком в квадрате.
- Вы предохранялись? - продолжает задавать вопросы женщина в белом халате, и я понимаю, что я мудак в геометрической прогрессии.
Мы не предохранялись. Никак. Ни от чего.
Осмотр проходит быстро, Людмила говорит, что всё в пределах нормы, берёт мазки и назначает приём через три недели, замечая при этом, что я, как ответственный человек, тоже должен сдать анализы, и перечисляет все возможные инфекции, от списка которого мне становится дурно. Такое бывает? В таком количестве? Мои знания заканчиваются где-то после слов «хламидиоз».
Но я соглашаюсь. И даже беру направление в регистратуре. И даже намерен это сделать, а не спускать на тормозах, потому что во всей этой дерьмовой ситуации я хоть что-то могу сделать так, как должно, а не через задницу, как всё происходит со вчерашнего вечера.
Через три недели я сижу в ресторане с видом на набережную и Летний сад. Завораживающая панорама глади воды и ухоженной зелени - результат трудов многих дизайнеров и реставраторов. Но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, на что на самом деле смотрят мои глаза, вернее - на кого. Кира идёт по набережной лёгкой, изящной походкой, она несёт себя настолько изысканно и с такой долей небрежности, что невозможно отвести взгляд.
Это правда. Я видел красивых женщин. Я видел очень красивых женщин. Видел привлекательных, манких или откровенно заявляющих о своей сексуальности. Все они и рядом не стояли с Кирой, которая переступает порог ресторана, снимая солнечные очки, глядя на меня в упор.
Вы видели, как выглядят восемнадцатилетние девочки? Это прелестные воробушки, иногда переборщившие с макияжем, иногда полностью его игнорирующие, смущающиеся, и от того частенько нагловатые, с россыпью веснушек и акне. В стоптанных кедах и майках, а если в платьях, то, чаще всего невпопад времени суток, обстоятельствам, возрасту.
И все эти характеристики не подходят к Кире. Она одета просто, согласно возрасту и времени суток, при этом чертовски элегантно, чертовски секси и чертовски дорого. Она немного похожа на звезду Голливуда сороковых годов и девочку из нашего двора одновременно. И она флиртует со мной. Она флиртует, хотя уверена, что я этого не замечаю. Её бесконечно стройные ноги закинуты одна на другу и повёрнуты в мою сторону, при этом, якобы случайно, снялся задник туфельки Джими Чу, она покачивает ногой, то надевая туфельку на ножку, то снимая её.
Надевая - снимая. Надевая - снимая. Внутрь - наружу. Внутрь - наружу.
Не надо думать, что мы, мужчины, не замечаем таких вещей и не понимаем, зачем это делается. К чему эти поглаживания ножки бокала тонкими пальцами, тихий вздох и облизывание нижней губы.
Но дело не в том, что эта попытка соблазнения видна, хотя и изящная, и даже взрослая, такая, которую никак не ожидаешь от восемнадцатилетней студентки, не будь она блистательной Кирой. Дело в том, что это работает. Безотказно. И мой член согласно дёргается в штанах и начинает диктовать мне условия, настаивать и даже заставлять вспоминать, как это было классно.
На самом деле классно. Если отбросить обстоятельства - держать эту девушку в руках, целовать её, проводить языком по её влажной коже, смотреть в её глаза и, наконец, трахать её - было классно. Это едва ли не самое лучшее моё воспоминание за последний пяток лет, а может, и больше. Но я не готов повестись на провокацию Киры, не готов сыграть в эту игру, мне приходится мысленно пообещать своему члену компенсацию. Сегодня же, буквально через пару часов, но не с Кирой. Нет!
Она всё ещё сестра Влада. Младшая сестра. И мне всё ещё оторвут за неё яйца. С Кирой всё должно быть серьёзно, серьёзней, чем вирус Эбола, и даже в этом случае мне оторвут яйца.
Итак, член настоятельно требует внимания, пяточка прячется в туфельке и показывается снова, я зверею. Злюсь. Возбуждаюсь и злюсь. Хочу и злюсь.
- Так зачем ты меня позвала? - спрашиваю, напуская максимально равнодушный тон.
- Хотела отдать тебе это, чтобы ты не волновался, - она протягивает стопку больничных бланков с надписями и печатями, сообщающими, что инфекций, передающихся половым путём, не обнаружено, как и ВИЧ, и всех возможных видов гепатита. Но смотрю я на тонкие пальцы, с лаком цвета чайной розы, и представляю, как эти пальцы гладят мой член, пробегают от корня до головки, проводят подушечками по уздечке, обхватывают ствол, поглаживая одновременно большим пальцем головку...
Чёрт! Это невыносимо!
- Я тебе верю, - отбрасываю я листки, - для того, чтобы отдать их мне, не обязательно назначать личную встречу, - продолжаю гнуть свою линию, - достаточно бросить на электронку, её легко найти на сайте компании.
- Вообще-то, - парирует она, - я хотела получить от тебя то же самое.
- Для этого достаточно позвонить по телефону, это такая прямоугольная штука у тебя в сумочке, - говорю насмешливо. - И я вышлю тебе свои результаты на почту или по вацапу, или любым другим способом, вплоть до курьерской службы доставки. Так зачем ты меня позвала?
- А, - минутное замешательство, всего минутное, и я пользуюсь им.
- Не надо играть со мной, Кира. Я тебя переиграю. Ты - сестра Влада, ты - ребёнок, и я не стану играть с тобой во взрослые игры.
- Ребёнок? - она прищуривает глаза и облизывает губы, говоря при этом спокойно, словно обсуждает малоинтересный проект: - Когда ты... - спотыкается, - занимался со мной любовью, я не была ребёнком.
- Я трахнул тебя, трахнул, потому что ты меня вынудила это сделать, потому что ты была в жопу пьяна и под кайфом, трахнул, а не занимался любовью. И больше я не собираюсь ни трахать тебя, ни заниматься любовью и, в идеале, даже не
