БАРБАРА КАРТЛЕНД - Мой милый звездочет
— Лучше бы вам, ваша светлость, взять с собой меня, — укоризненным тоном заметил Дженкинс.
На это герцог не посчитал нужным отвечать и принялся переодеваться.
Вместо тесно облегающих панталон цвета шампанского он надел более плотные, вышедшие из моды и потому давно им не надеваемые и, к своему огорчению, обнаружил, что они стали несколько узковаты.
Стараясь не выказывать своего раздражения, он скинул высокие, начищенные до блеска сапоги из мягкой кожи и надел старые, удобные сапоги для верховой езды, которые Дженкинс давно собирался выкинуть.
Герцог был достаточно разумен, чтобы понимать, что ему лучше не привлекать в пути ничьего внимания. И не столько из риска быть узнанным и проиграть пари, сколько для того, чтобы не вызвать излишнего интереса к одинокому и потому беззащитному путнику.
На всякий случай он опустил в карман своего габардинового редингота небольшой пистолет. А затем, к откровенному неудовольствию Дженкинса, сам повязал шейный платок таким простым, совершенно не модным узлом, который мог подойти разве только какому-нибудь деревенскому сквайру, а отнюдь не модному джентльмену, каковым себя считал герцог.
Когда пришло время выбрать шляпу, герцог взял самую простую, с высокой тульей. Такие шляпы еще были в моде, но этой было не менее пяти лет, и выглядела она так, как и должна выглядеть старая шляпа, на которой дожди и ветры оставили свои разрушительные следы.
— Не нравится мне это, ваша светлость, — качая головой, проговорил печально Дженкинс. — Не так вы выглядите, как вам подобает!
— Я выгляжу именно так, как хочу выглядеть, — надменно отвечал герцог.
— Просто не знаю, куда катится этот мир, — тихо, себе под нос проворчал Дженкинс, — если ваша светлость намерены ехать один, верхом, в одежде, которая может подойти только разве какому-нибудь деревенскому сквайру.
Герцог ничего не ответил и молча продолжал рассовывать по карманам деньги, которые перед этим мистер Данхэм принес к нему наверх, в спальню.
Камердинер вздохнул и принялся укладывать названные хозяином вещи в дорожные саквояжи, которые предстояло приторочить к седлу. Туда же он положил пару черных домашних туфель и, продолжая ворчать, вынес вещи из комнаты.
Оставшись один, герцог последний раз окинул взглядом свою комнату, и на мгновение ему стало жаль покидать эту удобную старинную кровать за шелковыми красными занавесями, украшенную гербами над изголовьем.
На столике возле кровати лежал бархатный футляр с драгоценностями, которые ему предстояло надеть сегодня вечером на бал, устраиваемый герцогом и герцогиней Брэдфорд в их роскошном особняке на Расселл-сквер.
Герцогиня была весьма привлекательной женщиной, но едва только герцог вспомнил о ней, как тут же подумал о том, что, если пойдет на этот бал сегодня вечером, как он намеревался, его там неминуемо будет подстерегать Имоджин.
И как всегда, она будет казаться ему прекрасной — восхитительная голубоглазая блондинка, изящная и хрупкая, как цветок. Он вспомнил, как, встретив ее впервые на балу, подумал, что перед ним само воплощение юности и красоты и что ни один мужчина не может мечтать о большем совершенстве.
Теперь, думая об этом, герцог не сомневался, что Имоджин вовсе не так жаждала видеть его своим мужем, как к этому стремились ее родители.
Она была прелестна, но вместе с тем настолько глупа и равнодушна к чему-либо, кроме своего собственного отражения в зеркале, что герцог вообще начал сомневаться, способна ли она на какие-нибудь пылкие чувства.
Ее родители — лорд и леди Вентовер — прекрасно осознавали, насколько ценно иметь своим зятем герцога Брокенхерста. И, видимо, многие их знакомые охотно помогали им заполучить богатого вельможу для их красавицы дочери.
Оглядываясь теперь назад, герцог припомнил, что по странной случайности почти на всех обедах его место оказывалось рядом с Имоджин. Он неизменно встречал се на приемах, даже на тех, куда обычно юные дебютантки не приглашались. Признаться, он был не на шутку очарован. Девушка была так красива, что он забыл обо всех своих прежних увлечениях и связях и обращал внимание только на нее одну.
Имоджин, всегда одна только Имоджин!
Сейчас он понимал, что просто попался в расставленную для него ловушку, словно какой-нибудь желторотый юнец, впервые вкусивший радостей лондонского света и опьяненный ими.
«Как же я мог оказаться таким глупцом и хотя бы на одно мгновение предположил, что она подходит мне в качестве жены! Как мог вообразить, что эта пустоголовая красивая кукла сможет достойно играть роль герцогини Брокенхерст!»
Он невольно вспомнил те великолепные приемы и балы, которые устраивали его родители в Херсте, их фамильном замке, а также других домах и поместьях. С каким величественным достоинством выполняла его мать роль хозяйки.
К ним съезжался весь цвет высшего лондонского общества. Самые образованные и интересные люди, самые обворожительные, элегантные и умные женщины.
Герцог хорошо помнил захватывающе интересные беседы, блеск остроумия и жаркие споры, которые велись за обеденным столом, особенно после того, как леди переходили в гостиную и оставляли мужчин одних.
А после охоты мужчины собирались обычно в библиотеке, чтобы обсудить свои охотничьи трофеи или политические события, в которых не последнее место всегда занимали разговоры о войне.
«Черт возьми! — пробормотал про себя герцог. — Кажется, у меня не только тело ослабло, но и мозги размягчились!»
И от этой мысли ему стало так досадно на себя, что он вонзил шпоры в лоснящиеся бока Самсона и послал его в галоп. И только когда они оба, и конь, и его хозяин, окончательно выдохлись, герцог натянул поводья и позволил Самсону перейти на более спокойный аллюр.
Солнце скрылось за горизонтом, окрасив небо в багряно-жемчужные цвета, а вслед за тем на темнеющем небе появилась первая вечерняя звезда. Но герцог был так глубоко погружен в свои невеселые мысли, что не замечал красоты пламенеющего заката. Только сейчас, очнувшись от дум, он впервые подумал о ночлеге. Он как раз проезжал через небольшую незнакомую деревушку и решил, что, должно быть, свернул не на ту дорогу и проехал гораздо дальше на север, чем намеревался.
Герцог снова вернулся на основную дорогу и поехал дальше в поисках ночлега. Вскоре, двумя милями дальше, ему попалась небольшая придорожная гостиница. Помнится, он проезжал ее в своих прежних путешествиях, но никогда здесь не останавливался.
С виду гостиница показалась герцогу вполне уютной и чистой, и он въехал во двор. Здесь он обнаружил вполне сносную конюшню, возле которой стояла богатая дорожная карета.
