Мой босс - Дед Мороз (СИ) - Либрем Альма

А вот Назар с каждым километром мрачнел все больше и больше. Было уже довольно поздно, время близилось к ночи, и мы наконец-то въехали в шумный, яркий Париж. До встречи с родителями оставалось всего ничего, и, казалось, любое волнение должно было отойти на задний план, но нет. Назар только мрачнел и с неким раздражением оглядывался по сторонам, словно ждал, что из-за угла кто-то выскочит и бросится нам под колеса.

— Все в порядке? — поинтересовалась я.

— Почти, — кивнул Назар.

— Устал?

— Да. Нет… Не в этом дело, — наконец-то честно ответил он. — Не в усталости. Я просто не слишком хочу видеться с родителями. Наверное, тебе покажется это странным.

— Не покажется.

У меня с мамой тоже были не лучшие на свете отношения. Мы с ней частенько ссорились, а когда мирились, она все равно считала, будто вышла победительницей из этого конфликта. Общение с матерью походило на постоянное сражение, в котором мне следовало либо заколоть ее, либо подставиться под удар шпагой.

И в этом словесном фехтовании я побеждала тем чаще, чем старше становилась. Может, стала злее. А может, мама теряла хватку.

Судя по Катьке, вряд ли.

— В прошлый раз мы с братом погрызлись с родителями. У нас традиция была связываться с ними по скайпу, сидеть на одном диванчике, притворяясь лучшими друзьями.

— А вы с братом все-таки в плохих отношениях?

— Наверное, это тоже из-за родителей, — кивнул Назар, стараясь не отвлекаться от дороги. Он был бледным от усталости: все-таки европейские дороги оказались далеко не такими прекрасными, как нам бы хотелось. — Мы не слишком стремимся общаться и практически не заводим общих знакомых. Иначе все равно возвращаемся к ситуации, что кто-то предпочитает общество одного, кто-то другого. В жизни нельзя быть абсолютным победителем.

— Но ты же любишь брата?

Назар ответил не сразу. Он выдержал паузу, достаточную для того, чтобы я успела засомневаться в собственных словах, а потом со вздохом кивнул.

— Люблю, конечно же, — проронил он. — Думаю, и Глеб на самом деле меня не ненавидит. Мы же близнецы все-таки. Это связь более сильная, чем могут предположить наши родители. Собственно, это причина, по которой мы практически не общаемся.

— Не хотите разбивать друг другу сердце? Понять, что все-таки ненавидите?

— Да. Хотя мы виделись тридцать первого числа, и я повел себя не совсем корректно. Надо бы позвонить, извиниться, но я не могу.

Назар говорил так, словно он только сейчас сам это все понял. Я не перебивала; иногда человеку нужно просто выговориться, возможно, даже кому-то постороннему. Хотя, мы с Исаевым посторонними и не были. За эти двое суток мы рассказали друг другу столько всего о себе, что уже можно было не сомневаться в странной, почти подсознательной связи, воцарившейся между нами.

Наконец-то Исаев въехал на какую-то крытую парковку; очевидно, где-то рядом жили его родители. Я велела себе настроиться на встречу, но понадеялась, что у меня еще есть пятиминутная фора. Однако, слова Назара разбили все мои надежды:

— Смотри, вот, они уже пришли.

— О, — только и смогла выдавить из себя. — Ну да.

Назар притормозил, занимая парковочное место рядом со среднего роста мужчиной и миниатюрной женщиной, державшей его за локоть. Я смотрела на них, пытаясь собрать из мелких деталей цельный портрет Назара, но безуспешно — он никак не хотел формироваться в нормальную картину.

— Пора, — промолвил мужчина. — Они уже в курсе, что мы приехали. Пересидеть внутри не получится.

— Пора, — кивнула я, хотя чувствовала себя так паршиво, что могла бы — спряталась в салоне автомобиля и оттуда не выходила.

Но вместо этого выскользнула на парковку следом за Назаром, получив возможность рассмотреть его родителей с совсем уже маленького расстояния.

Его отец выглядел весьма неплохо, возраст выдавала только седина на висках. На его лице светилась, словно приклеенная, улыбка. Мать Назара вблизи оказалась чуть полнее, чем мне показалось сначала, и улыбалась менее радостно. Ее черное пальто, застегнутое на все пуговицы, будто призвано было отталкивать всех случайных знакомых и сильно контрастировало со светлыми волосами. Легкий, ненавязчивый макияж призван был подчеркивать естественную красоту женщины, но что-то в нем было несколько… искусственное, словно она выверяла каждый штрих, а то и обратилась к профессиональному визажисту, дабы выглядеть максимально непринужденной, но при этом идеальной.

— Мама, папа, — промолвил Назар, и в его голосе тоже зазвенело напряжение, вызванное строгими родительскими взглядами, — это моя невеста, Кира. Кира, любимая, это моя мама, Мария, мой отец, Николай…

Неодобрение, прочно утвердившееся во взгляде что Марии, что Николая, полоснуло меня, будто ножом.

Что ж, я могла себе представить, как выглядела сейчас в их глазах. Растрепанная, со всколоченными волосами, не выспавшаяся после двух суток в дороге, в простой одежде, никакого Гуччи и Версаче. Наверняка даже мой нишевый парфюм, которым я так гордилась, выдавался им чем-то простым, привезенным с родины, дурно пахнущим и достойным такой дешевки, как я.

Нет, конечно, я о себе была куда более высокого мнения! Все это удалось без труда прочитать в направленных на меня глазах мужчины и женщины. Неодобрение и недовольство — все, что они испытывали по отношению к невесте своего сына.

Назар решительно обнял меня за плечи и заявил:

— Я надеялся, что изменился не настолько, чтобы вы рассматривали меня, а не позвали в дом. Не узнаете родного сына?

Николай и Мария в один голос рассмеялись.

— Ну что ты, что ты, — проворковала наконец-то женщина. — Ты совсем не изменился, сыночек! Замечательно выглядишь! Мы просто не ожидали, что ты привезешь с собой невесту…

— Я же предупреждал, — нахмурился Назар, — что буду с Кирой.

— Да, да, — закивал Николай, а потом добавил по-французски: — Мы просто не думали, что она будет такая.

Я не подала виду, что прекрасно поняла, что он сказал. Сейчас это было бы лишним. Преподнесу сюрприз попозже.

Но Назар отлично понял, что отец только что старательно пытался продемонстрировать свое неодобрение, и лишь увлек меня за собой, первым направляясь в сторону лифта. Он явно не желал продолжать этот разговор, а рассчитывал на то, что сможет потом, наедине, объяснить родителям, что так вести себя нельзя.

Не думаю, что они его услышат.

Мы в полном молчании поднялись в лифте на нужный этаж. В прохожей, пока Назар помогал мне снять пуховик, а Мария наконец-то избавилась от своего черного пальто и продемонстрировала не менее черное платье, я сделала попытку завести разговор, но без толку. На меня смотрели так, словно я только что чистила курятник, а потом во всей этой вонючей одежде завалилась в их элитную квартиру и собиралась начать петь матерные частушки.

— Мам, мы слишком устали с дороги, — промолвил Назар, смирившись с тем, что знакомство потерпело крах. — Наверное, просто пойдем спать, если никто не против. Сейчас не до разговоров. Завтра познакомимся поближе.

Познакомимся, ага. Мария только лишний раз утвердится в том, что я — безвкусная девчонка, а этот Николай еще и начнет рассуждать на тему того, насколько француженки выигрывают у барышень из постсоветского пространства.

И плевать, что он сам оттуда, как и его жена! Да и какая разница, что ни один культурный человек такого не скажет, а плохие и хорошие люди бывают что у нас, что во Франции? Сколько б я ни пыталась убедить их в этом, все равно буду деревенщиной.

Я им уже не понравилась.

Да уж, произвела впечатление…

— Конечно, Назар, — кивнула Мария. — Поднимайся на второй этаж, мы уже приготовили гостевую комнату…

— Спасибо, — коротко ответил Исаев.

Вероятно, он тоже чувствовал себя чужим в родном доме. Но вряд ли настолько сильно…

— Кир, ты идешь?

— Да, — кивнула я, осознав, что замешкалась. — Только воды попью…

— Конечно, — не стал спорить мужчина.