Месть под острым соусом - Аля Морейно
- Я думала, он с ними из-за меня не общается.
- Ой, ты – только вишенка на торте, у них с самой аварии разногласия начались. Отец сначала прессовал Ника, что тот плохо старается, чтобы вернуться в большой спорт. Я хорошо понимаю его чувства и представляю, как ему было обидно. Потом отец потребовал, чтобы Ник подключился к его бизнесу. Но ничего не вышло, он волк-одиночка, ему надо обязательно что-то своё, независимое ни от кого. Только разве ж его отцу есть дело до желаний сына? Там разговор короткий: или с нами, или против нас.
Нехорошо обсуждать свёкров и мужа с посторонним человеком. Но так хочется с кем-то поделиться наболевшим! Тем более, Коля никогда ничего не говорит о родителях. О его размолвке с отцом из-за бизнеса я слышу впервые. Надо же…
- Они страсть как не хотели, чтобы он с женой разводился. Её папаша – крупный бизнесмен, такого родственника жалко было терять. Вот после развода у Ника с родителями всё и разладилось окончательно. А потом история с тобой. Ник бывает очень вспыльчивый и даже агрессивный, но он не подлый. Даже если бы у вас с ним ничего не было, всё равно поругался бы с мамой из-за того, что она подкупила тогда судью.
Алёна уходит работать, а мы с Лёшиком отправляемся в парк, пока Мирон учится плавать.
- Мышонок, о чём задумалась? – тормошит меня вечером муж, когда я застываю на кухне, сосредоточившись на воспоминаниях.
- Да так… О ерунде всякой. Расскажи мне лучше, как прошёл праздник? Как твои родители?
- Праздник – как обычно пафосно и громко, моя мама не признаёт других торжеств.
- Ты им рассказал про детей?
- Естественно.
- И что они? Придут с ними познакомиться?
- Мама – вряд ли. Она – сложный человек. Если зациклится на чём-то, то переубедить её сложно. Но ты не обращай внимания, я вас с детьми буду любить и за себя, и за неё. Кстати, папа сказал, что хотел бы познакомиться с внуками, если ты, конечно, не против.
Всё-таки странная штука – судьба. Как ей пришло в голову свести столь неподходящих друг другу людей, учитывая наше прошлое? Если бы не та авария, я, вероятно, вышла бы замуж за Диму. И не факт, что была бы с ним счастлива. И наверняка не познакомилась бы с Колей, мы не расписались бы, не усыновили бы Мирона и не родили бы Лёшика. И я не была бы так бесконечно счастлива.
- Коля, ты знаешь, как сильно я тебя люблю? – устраиваюсь у мужа на коленях, прижимаюсь, обвивая шею руками, и целую крепко и сладко.
- Чуть меньше, чем я тебя?
Настроение из серьёзного становится игривым, руки – настойчивыми, а ласки – откровенными. Он поднимается, не спуская меня с рук, и несёт в спальню.
- Мышонок, кормлю тебя, кормлю, а ты всё такая же мелкая и лёгкая, как пушинка.
- Значит, не тяжело будет меня всю жизнь на руках носить, – смеюсь в ответ, выдыхая ему в губы.
- Девочка моя любимая, я буду тебя всю жизнь на руках носить, даже если ты станешь бегемотиком. Не бойся, мне хватит сил.
Муж привычно нависает надо мной огромной скалой, в глазах – дикая смесь нежности и похоти. Целый год мы женаты, а я каждый раз испытываю трепет в момент нашего соединения.
- Люблю тебя безумно. Навсегда-навсегда…
Эпилог
1 сентября 2021 г.
Николай
- Мышка, ты и так красивая! Поторопись, пожалуйста, иначе мы опоздаем, – кричу из гостиной застрявшей в спальне жене.
Ох, уж эти женщины…
- Коль, ну надо же Лёшика покормить, а то он посреди линейки сирену включит. Где я там с ним устроюсь?
- Ладно-ладно, – смягчаюсь. Кормление малого – святое. – Тебе чем-то помочь?
Заглядываю в комнату и застаю умилительную картину: Мышка лежит на боку, а наш младший сын торопливо причмокивает, обхватив грудь ладошками, будто боится, что у него заберут источник пищи. Невольно расплываюсь в улыбке.
Лёшик – крупный малыш, наверняка в меня пошёл. Аппетит у него в порядке, и вес хорошо набирает. Вон, щёки какие отъел. А складочки на ножках приводят в восторг всех, кто его видит. Ему бы на телевидении подгузники и всякие товары для новорожденных рекламировать.
- Пап, ты не знаешь, где моя бабочка? – Мирон осторожно заглядывает и шепчет, чтобы не отвлекать младшего брата от ответственного процесса.
- Идём поищем, – отвечаю так же шёпотом и тихонько прикрываю дверь.
Спустя полчаса мы всей семьёй наконец-то выходим из дома. Нарядная Мышка везёт коляску, в которой дрыгает ногами в такт покачиваниям Лёшик. Я несу огромный букет лилий, предназначенный для первой учительницы, и держу за руку Мирона.
Сын очень волнуется. Ночью спал плохо, несколько раз звал меня и просил попить – не мог уснуть. Он очень хочет поскорее пойти в школу. Стандартные увещевания, мол, радуйся, пока есть возможность играть, давно не действуют. По возрасту он и в прошлом году мог идти в первый класс, но психологи не дали разрешения из-за речи. Во всём остальном он уже тогда был готов – читает, считает отлично, память хорошая. Зато теперь у него моя фамилия, заменены все документы. И никто никогда не узнает об усыновлении, если сам Мирон не проговорится.
Этот год был для нас непростым. Мы привыкали друг к другу, учились быть семьёй, косячили, извинялись, исправлялись. Воевали со страхами, которых у каждого из нас было хоть отбавляй, травили тараканов в головах и залечивали раны друг друга любовью. Мирону оказалось труднее всего, он долго не мог расслабиться и поверить, что теперь мы его семья навсегда, что не откажемся от него, не вернём обратно и будем любить не меньше, чем младшего сына. Нервничал, плакал, переставал разговаривать…
Легко научиться быть отцом младенца, принесённого из роддома. А если сыном становится чужой пятилетний волчонок с израненной душой, то жизнь превращается в минное поле: любой неверный шаг может обернуться катастрофой. Мы
