Рене Маори - Любовь и ревность. Хроники

Возникла пауза. Четверо джентльменов ждали моего решения.

– Ваши сомнения вполне понятны, – начал я миролюбиво, – но, однако, если мы подробно рассмотрим обстоятельства утреннего происшествия, то увидим, что причин для беспокойства вовсе нет. Мистер Виртс, – обратился я к детективу, – вы всё видели сами. Что же произошло утром? А произошла очень банальная вещь. Утром, по дороге на работу, я попал в автомобильную пробку. Накануне выпал снег, на дороге возник гололёд, и в мою машину врезался какой-то растяпа. Это произо­шло как раз напротив бизнес-центра, в котором имеется (все об этом знают) сквозной переход на другую сторону квартала. И что же мне оставалось делать в такой ситуации?

– Вы должны были, согласно существующей инст­рукции, связаться по телефону с Правлением и вызвать другую машину. Вы не имели права выходить на улицу до приезда спецавтомобиля!

– Но я же объясняю вам, что там была пробка! Никакая машина не сумела бы к нам пробиться! Я просидел бы там минимум до обеда! Терять из-за подобной глу­пости несколько часов рабочего времени я не мог. И к тому же я вышел из машины не один. Меня сопровождал мой личный водитель.

– Водителя можно подкупить.

– Мои действия совершались у всех на виду: я вышел из автомобиля среди уличной толпы и сразу зашёл в бизнес-центр, где меня знает каждый, затем прошёл центральным коридором среди десятков людей на другую сторону квартала. Там ходьбы ровно на пять минут. Можете сами убедиться! Когда бы меня успели подменить? Вам, надеюсь, известно, что для подобной процедуры необходимо сложнейшее оборудование, вдобавок, я должен был успеть раздеться, влезть в экранированную камеру и провести там целую минуту. Когда бы всё это могло произойти?

– Всё это справедливо, – кивнул управляющий, – и я готов поверить, что подмены не произошло. Но нам нужны стопроцентные гарантии. А их у нас нет. Вы ис­чезли из-под наблюдения на целых пять минут! За это время могло случиться всё. Печальных примеров у нас, вы знаете, хватает.

– Ну, хорошо-хорошо, – поморщился я. – Согласен, вы хотите убедиться, что со мной всё чисто. Но... как вы это сделаете? Даже если, допустим на секунду, меня действительно умудрились подменить в тот пятиминутный отрезок, то каким образом вы обнаружите это? Отпе­чатки пальцев? – но они у меня прежние! Детектор лжи вряд ли поможет, потому что рефлексы у меня точно так же сохранились. Профессиональные навыки? Но и тут мало шансов добиться правды, потому что все знают, сколь тщательно готовятся подобные операции! Потенциальный кандидат на новое тело заранее и самым тщательным образом изучает все привычки предполагаемой жертвы, манеру поведения, особенности речи и прочее; к тому же существует такая вещь, как гипнообучение, и подготовить классного директора банка или, к примеру, управляющего, не составляет сегодня особого труда. Вы же знаете: незаменимых людей нет!

– Да, вы правы, – нехотя согласился управля­ющий. – Но вы напрасно всё это говорите нам – вы сейчас выступаете против самого себя, потому что если мы не найдём способа убедиться в вашей под­линно­сти, то это и послужит причиной для отстранения вас от должности, господин директор. Таковы существу­ющие правила!

– Да-да, – ответил я. – У нас всё поставлено с ног на голову. Вместо того чтобы вам доказывать мою ви­новность, я обязан доказывать свою невиновность. Презумпция невиновности наоборот!

– Таковы существующие правила, – снова проговорил управляющий. – Не нам их менять. Впрочем, вам нечего переживать. Вы не можете доказать свою невиновность, но и мы точно так же не можем доказать вашу вину, поэтому вы не будете считаться преступником, и отре­чение будет выполнено по самой мягкой форме с сохранением всех льгот, к тому же об этом будут знать всего несколько человек. Окружающие будут думать, что вы отправились на длительное лечение куда-нибудь за границу, – в результате ваша репутация и, главное, репутация банка не пострадают! А это немало­важно, согласитесь.

Я мрачно усмехнулся.

– Вы говорите так, будто вопрос уже решён. Но я продолжаю настаивать, что я – это я! – Габриэль Спенсер, директор банка. И я не собираюсь отправляться ни на какое лечение. Все эти мягкие формы отречения мне хорошо известны. Через полгода у меня не будет ни машины, ни дома, ни счёта в собственном банке. Я на это не согласен!

Проговорив это, я поднялся. Гости мои тоже встали. Они, кажется, не ожидали столь активного сопро­тив­ления.

– Господин директор, подумайте, прежде чем делать столь категоричные выводы! – проговорил управ­ля­ющий. – Мы предлагаем вам компромиссный вариант. Соглашайтесь. Поверьте, у нас имеется способ узнать правду, но в таком случае вас ожидают неприятности, большие неприятности! Мы не желаем этого, потому что при этом неизбежно пострадает репутация банка. Мы хотели бы разрешить конфликт максимально тихо и безболезненно. Вам известны соответствующие статьи уголовного кодекса, господин директор? – Он наклонился ко мне, и лицо его исказила довольно подлая ухмылка.

– Господин управляющий, прошу вас не забываться! – повысил я голос. – Я пока ещё директор, и вы обязаны соблюдать приличия! Боюсь, что нам трудно будет с вами работать в будущем, – добавил уже тише.

– Если это будущее у вас будет, – нагло ответил тот и, повернувшись к социологу, который до сих пор не вымолвил ни слова, выразительно кивнул. Социолог немедленно поднялся и пошёл к двери. Я с растущей тревогой наблюдал за ним. Он дошёл до двери и выглянул наружу.

– Куда это он? – спросил я внешне равнодушно.

Управляющий резанул меня насмешливым взглядом.

– Минутку терпения, господин директор. Сейчас к нам присоединится ваша супруга, и тогда всё разрешится.

– Как! – воскликнул я. – Вы хотите привезти сюда мою жену?

– Ваша жена уже давно здесь, всё это время она сидела в приёмной.

– Но зачем впутывать её в это дело? Причём здесь моя жена? Кто вам дал право?

– А чего вы так волнуетесь? Если вы – это вы, то вам абсолютно нечего бояться! Это лишь пустая формальность, и всё быстро выяснится. Ведь вы же настаиваете на своей невиновности. Вот вам прекрасная возможность доказать свою честность. Я, право, не понимаю причин подобного волнения.

Он явно издевался. В тот момент он походил на шахматиста, сделавшего неожиданный и очень удачный ход. Кажется, он, в самом деле, не сомневался в моей виновности; и он знал, что единственный, кто может с максимальной достоверностью заметить подмену сознания в человеке, это его супруг. Не мать и не отец, и не дети, и даже не домашние животные, на которых одно время очень надеялись, а именно жена или муж, если только они прожили вместе несколько лет. Почему это так, ни­кто толком не мог объяснить, но факт оставался фактом – девяносто процентов всех состоявшихся до сих пор разоблачений были совершены жёнами подозреваемых. Каким образом женщинам удавалось опре­делить при­сутствие в теле мужа чужого сознания, оставалось загадкой, и сами они не могли толком ничего об этом сказать. Это было что-то на уровне рефлексов, когда женщина подходила близко к мужчине, смотрела внимательно в глаза, наблюдала мимику, выражение лица, и через минуту по каким-то почти неуловимым признакам выносила приговор: виновен (или наоборот). За редчайшим исключением оценка её оказывалась верной. (Исключения составляли преднамеренные обвинения супругов в подмене, сделанные в корыстных целях, – такое тоже иногда случалось.) И мне теперь предстояло выдержать подобную проверку. Зная характер женщины, назначенной мне в спутницы жизни, я готовился к худшему.