Самый достойный герцог - Полия Белгадо
Себастьян сидел в карете, не в силах пошевелиться. Перед глазами вновь и вновь возникало лицо Кейт, он вспомнил, как потух ее взгляд после того, как прозвучали те жестокие слова.
Но был ли у него выбор? Понимала ли Кейт, какое сильное воздействие имеют сказанные ею фразы? Он не должен использовать их против нее. Он поступил правильно, ради ее же блага. Он хотел оттолкнуть ее и сделал это. Весьма эффектно.
«Я люблю тебя, Себастьян».
Но больше тревожило не это, а сказанное после. Причина в том, что, если быть честным с собой, надо признать, что Кейт права. Он трус и, что еще хуже, неудачник.
«Мне надо все исправить».
И понятно, с чего начать.
Распахнув дверцу кареты, он вышел и направился к входу. Кейт, скорее всего, в своей комнате. Он попросит у нее прощения, он все ей объяснит. Но прежде надо сделать еще кое-что.
Он распахнул дверь покоев вдовствующей герцогини, даже не удосужившись постучать.
— Мама!
— Себастьян? — Дама сидела у окна и повернулась к сыну. — Что-то случилось?
Он молчал, размышляя, как ей все объяснить.
Поднявшись, герцогиня подошла и встала рядом. — Ты выглядишь встревоженным. Дорогой, в чем дело? — Она выдержала паузу. — Это как-то связано с Кейт?
Черт, откуда ей известно?
Мама покачала головой.
— Мне казалось, между вами что-то происходит. — Она потянула сына за руку. — А теперь идем. — Но мне надо…
Игнорируя протесты, герцогиня вывела его в коридор и заставила проследовать за собой в холл. У выхода она обратилась к лакею:
— Пожалуйста, скажите Имсу, пусть пригласит мисс Мейсон в оранжерею.
Юноша низко поклонился.
— Слушаюсь, миледи.
Проводив лакея взглядом, дама переступила порог и повернулась к сыну.
— Идем же.
Не понимая, что происходит, Себастьян вышел вслед за матерью в парк.
Они некоторое время шли по тропинке в тишине. Герцогиня первой нарушила молчание:
— Теперь расскажи, что стряслось.
Себастьян понимал, что не может ни отказаться, ни солгать. Он тяжело перевел дыхание.
— Я глупо повел себя с Кейт.
Он рассказал о ее плане, об их договоренности, о своих смешанных чувствах и ее реакции. А также о том, что произошло утром в карете.
Герцогиня слушала не перебивая, губы ее превратились в тонкую линию, брови сошлись у переносицы, что подсказывало, как глубоко она задумалась.
Она нарушила молчание уже в оранжерее:
— Если бы твои чувства были отличны, ты сказал бы ей об этом прямо. Но этого ты не сделал, ты нашел те слова, которые причинили ей боль. Почему ты так решительно, без раздумий отвергаешь ее?
— Я не испытываю тех же чувств.
— Не лги мне, Себастьян. Я не слепая. К тому же у меня была возможность наблюдать за вами последние недели. А теперь ответь, почему ты решил оттолкнуть ее, когда всем очевидно, что вы влюблены?
Звуки застряли в горле. Себастьян кашлянул. Он многие годы скрывал правду, теперь же, похоже, молчание его стало красноречивее.
— Причина — в случившемся между мной и твоим отцом, верно?
— Мама…
— Нет, не стоит отрицать. Прошу, ради меня. — Она высвободила свою руку, прошла вперед и остановилась у орхидеи. — Себастьян, прости. Пожалуйста, прости меня.
— Простить вас? — Он поспешил подойти к ней. — Мама, нет, вы ни в чем не виноваты. — Пальцы невольно сжались в кулаки. — Будь он жив, просить прощения надо бы ему.
Он не мог больше выговорить слово «отец» — всякий раз, произнося его, ощущал привкус горечи во рту.
Глаза мамы потускнели, словно ее покинула жизненная сила. Взгляд стал таким, как пять лет назад, в тот проклятый день.
— Полагаю, настало время открыть тебе правду, — начала герцогиня. — Много лет назад, еще до встречи с твоим отцом я увлекалась математикой. — Она покачала головой. — Не больше простого любопытства. Хотя… один мой дальний дядюшка настоял на моем обучении, позже я даже выполняла некоторые поручения парижской Академии финансов.
— Невероятно… — Себастьян растерянно заморгал.
— Ты всегда хорошо справлялся с подсчетами, дорогой. — Она слабо улыбнулась. — Полагал, что это качество досталось тебе от отца?
— Нет, учитывая, что я увидел в бухгалтерских книгах, — усмехнулся он в ответ.
Если маму ценили в академии, вероятно, способности ее были высоки.
— И что же случилось?
— Что же еще? Конечно, встреча с твоим отцом. — Она потянулась и коснулась кончиками пальцев бутона орхидеи. — Я была безумно влюблена, хотела думать, что и он испытывает те же чувства. — Нежный цветок внезапно оторвался и полетел вниз. — Мы поженились, я бросила работу, чтобы стать герцогиней, потом родился ты… О, не волнуйся, мой дорогой. Ты был лучшим, что случилось в этом браке. Некоторое время я была очень счастлива, мы все были счастливы. Потом твой отец… Ах, как я была глупа! Ведь были же признаки, но я не желала ничего замечать. Потом скандал, его смерть… Мне было тяжело, в моменты слабости я все чаще думала покончить со всем. Не испытывать больше печаль и боль…
— Довольно. Прошу, мама, ни слова больше.
— Но…
— Больше не надо ничего объяснять. Я все понимаю. Правда, понимаю. Как и то, почему вы не могли видеть меня все эти годы, я ведь был напоминанием…
Он произнес это вслух, но легче не стало. Открытая рана продолжала кровоточить.
Краски сошли с красивого лица герцогини.
— Ты полагал, я поэтому жила вдали от тебя? Потому что ты напоминал об отце и поддерживал страхи, что однажды станешь таким же? — По интонациям это был вовсе не вопрос. — Я вижу, мой дорогой, что в мыслях у тебя еще что-то. Не бойся, расскажи мне.
В голове пронеслись слова Кейт: «Скажи, чего ты боишься?»
— Себастьян, я твоя мать, я никогда не стану тебя осуждать.
Мягкий голос мамы успокаивал, страхи последних лет немного отступили.
— Я не смог защитить вас, мама. — Горло сдавило. — Любовь к отцу ослепила меня, заставила забыть о вас. Я не помешал ему причинить вам боль. Вы могли покончить с собой, а меня не было рядом, чтобы это предотвратить.
Эту правду Кейт увидела раньше его, поняла, в чем он винил себя все эти годы.
Герцогиня обняла сына.
— Милый мой мальчик, ты ни в чем не виноват. Защищать меня — не твоя задача в жизни. Я сама сделала выбор, позволила отчаянию взять верх над разумом, но не хотела, чтобы это стало частью твоей жизни, потому отдалилась. В этом истинная причина моего уединения. Я хотела, чтобы ты жил без оглядки на меня, не хотела быть якорем. Кажется, я сделала лишь хуже. — Печаль тенью легла на
