Эсси Саммерс - Розы в декабре

— Когда вы поженитесь, Феба?

— В ближайшее время. — Легкая улыбка коснулась еще недавно неулыбающихся губ. — Хью не хочет тянуть. Где-то между Рождеством и Новым годом, здесь, в часовне Четырех ветров. У Хью есть старинный приятель по Нокс-Колледж, у него приход в Данидиде. Хью попросит его приехать. Потом мы отправимся в Лондон. Ты только представь! Я всю жизнь об этом мечтала — увидеть Лондон, пуп земли.

Глаза у Фионы заблестели.

— О, Феба! Мы здесь устроим настоящую старинную свадьбу. Настоящую романтическую свадьбу. А потом на закате вы с Хью поплывете по озеру... Как это прекрасно!

Мисс Трудингтон коснулась рук Фионы. Они лежали на коленях.

— Не расстраивайся, моя дорогая. Я думаю, все разрешится.

— Что — разрешится? — Широко открыла глаза Фиона.

Хью и Феба не делали никакого объявления. Фиона решила, что Труди все скажет детям сама, когда захочет. Что касается ее самой... Сумерки здесь, на Южном острове, тянулись дольше, чем на Северном, где ночь наступала резко, как водится в полутропиках. Сейчас, в начале лета, было светло до девяти.

Гамиш и Малколм отправились к Тамати поиграть в карты. Хью с Фебой сидели в столовой. Дети уже отправились в свои комнаты почитать перед сном, утомленные тяжелым днем, полным игр.

Внезапно появился Эдвард с вельветовой кофтой Фионы и бросил с улыбкой:

— Оставим-ка этих влюбленных птичек. Будем снисходительны. Давай прогуляемся. Луна выходит.

Они двинулись по тропе к обрыву Арога, с темным, как вино, озером под ним, и остановились на самой круче под цветущим деревом нгайо, словно шатер простершим над ними свои узловатые ветви. Здесь был выступ обнаженной скальной породы, отшлифованной ветрами, которая могла служить естественной скамейкой. Фиона хотела вобрать в себя всю эту величественную картину, чтобы сохранить память о ней на всю жизнь. Они молча сидели, глядя на простиравшееся внизу озеро. Первым тишину нарушил Эдвард.

— Обрыв Арога, — заговорил он. — Это очень романтическое место, я специально привел тебя сюда — здесь случилась ужасная трагедия. И в то же время здесь так прекрасно, время лечит все раны. И былые враги забывают о распрях.

Фиона молчала.

— Длинная рука случая, — продолжал он, — дотянулась и сюда, до этого чудного места, из злосчастного ночного клуба. Пора зарыть в землю топоры, Фиона, правда ведь? Время признать, что мы любим друг друга. После всей этой затяжной войны... Хью и Труди уедут. Гамиш отбывает в феврале, а с ним Малколм. Останемся только мы с тобой и четверо детей. «Бель Ноуз» станет вновь семейным очагом.

Фиона остолбенела... Труди беседовала с ним этой ночью и все ему рассказала. И вот Эдвард совершенно обдуманно привел ее сюда. И вдруг словно молния озарила ее, она все поняла: Дебора отвергла его. Ее охватил гнев, она чуть не задохнулась от ярости. Вскочив на ноги, она выпалила:

— Любим друг друга! Да о какой любви ты говоришь? Забыл свое первое впечатление обо мне, о том, что я якшаюсь с подонками — так ведь ты говорил? А теперь, видите ли, когда это подходит тебе, Эдвард Кэмпбелл, ты готов забыть все и проявить... великодушие. Это тебе Труди посоветовала? Когда она сказала, что они с Хью поженятся до того, как ехать в Нью-Йорк, она решила дать тебе совет. Как она смела! Как ты смел!

Теперь я все поняла... Дебора отвергла тебя, так ведь? Нашла кого еще в Данидине. Так что я поневоле следующая на очереди... конечно, далеко не идеал, но, в общем, уникум в своем роде, потому что полюбила жизнь в «Бель Ноуз». Благодарю за оказанную честь, Эдвард Кэмпбелл... но мне от мужчины нужно нечто большее!

Эдвард схватил ее за руки:

— Да успокойся! Успокойся, ради Бога, говорят тебе! Я не видел никакой Труди. Я даже знать не знаю, что они собираются пожениться до отъезда в Нью-Йорк, хотя только дурак мог не понять, куда дело идет. Но к нам это не имеет никакого отношения. Слышишь? Не имеет никакого отношения к тому, что я тебе говорю. Еще задолго до того, когда я вообще узнал о существовании Хью Алегзандера, я уже все решил для себя, но ты была так враждебно настроена. Я неделями только об этом и думал. А теперь выслушай меня, Фиона Макдоналд.

Первое и самое главное — мы ни разу за все последнее время не ругались и не доставляли друг другу неприятностей. Выслушай кое-что, и это я готов повторять тебе всю оставшуюся жизнь: я люблю тебя.

Я и сам хорош, я не отрицаю. Все, что я тебе наговорил... Я долго ждал, чтобы ты забыла Иана. Я до сих пор не могу понять, при каких обстоятельствах мы встретились... все это кажется мне каким-то недоразумением... Как я могу судить о тебе по этому пустяковому случаю, зная тебя на протяжении всего этого времени? — Он крепче взял ее за руки. — Ты была такой смелой, такой заботливой и любящей. То, что ты сделала с детьми, выше всяких похвал. Ты — женщина того же калибра, что и Ранги. Мы все делаем ошибки. И я благодарен Богу, что ты сделала свою. Я тебя не отпущу.

Неудержимая волна захлестнула Фиону. Все в ней пело. Она взглянула на Эдварда.

— Так, значит, время оправдало меня, — воскликнула она и от всей души засмеялась. — А теперь, Эдвард, выслушай меня. Иан бросил меня вовсе не из-за того, что я отправилась на эту сумасшедшую вечеринку. Он сказал мне об этом утром. Он приехал на три дня раньше, чтобы сообщить мне, что любит Матти и что они уже поженились. Вечером была их свадьба. Я не могла оставаться одна в квартире. Я понимала, что, если просижу еще полчаса, никуда не пойду, но я была в шоке. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Мужчина пошел бы и напился, ты же понимаешь это, Эдвард?

— Конечно, понимаю, — горячо воскликнул Эдвард. — Все эти глупости, что я говорил тебе... никогда не прощу себе. Но послушай, Фиона, ты сказала, чтобы я прежде узнал все. Что ты имела в виду? Прежде чего?

Он смотрел на нее не отрываясь — весь внимание. Сумерки рассеивались: всходила луна. Ее бледный свет сочился сквозь ветви деревьев. Фиона говорила еле слышно, и он нагнулся к ней.

— Прежде, чем признаться что я люблю тебя, Эдвард.

Она приникла к нему,

— О, Эдвард, Эдвард. Любовь моя!

Наступило молчание. Фиона в объятиях Эдварда наконец знала твердо и определенно: он ей доверяет. Она подняла лицо, и Эдвард засмеялся и поцеловал ее.

— О, как же я измучился за это время — так мечтая о тебе, так желая тебя... каждый раз осаждая себя напоминанием, что ты не та, чем кажешься. Я был окончательно сбит с толку тем, как восприняли тебя дети и тем более Труди.

Но у меня хватало всяких треволнений. Помнишь тот вечер, когда я открыл дверь, а вы там с Эндрю целуетесь.

— Эдвард! — Фиона с негодованием посмотрела на него. — Ничего такого не было. Это он целовал меня. А это большая разница. Он застиг меня врасплох — тут уж ничего не поделаешь. А ты сделал то же на следующий вечер, только я... — Она смутилась.