Марк Перини - Первый раз – 2 (сборник)

Я вздохнула и повернулась к Тэлу. Прижавшись к его груди щекой, я крепко обняла его за талию, наслаждаясь тем, как мышцы его спины заходили под моими ладонями. Тэл тоже обнял меня, а я судорожно вздохнула, чувствуя, как живот скрутило от страха. Но несмотря на это все-таки сказала:

– Давай поговорим об этом сегодня.

Он поцеловал меня в макушку, потом в щеку. Его прикосновения были такими нежными, что мое сердце чуть не взорвалось от любви. Я надеялась, что сегодня вечером оно все-таки это сделает.

Тэл редко приходил на мои выступления. Во-первых, песни были почти всегда одни и те же, во-вторых, студенты юридического факультета вечно учились, да и, честно говоря, мне не очень хотелось видеть его среди зрителей. Я играла и пела для себя, и не испытывала нужды делиться музыкой с другими. С гитарой небесного цвета, которую я прозвала Старой подружкой, меня связывали особые отношения. Я часто изливала ей свои боль и злобу, хоть это было не очень-то честно, но она не обижалась и помогала мне развлекать песнями малочисленных слушателей раз или два в месяц.

«Отыграть еще один концерт. Десять очков». Я печально улыбнулась. Очки начали щелкать у меня в голове давно, еще когда мне было лет двенадцать или тринадцать. Тогда мое тело начало меняться, и однажды я впервые услышала от мамы, что бедра у меня слишком широкие, а живот – дряблый. В один прекрасный момент мама заявила, что мы обе начинаем питаться правильно, чтобы стать стройнее. Тогда-то и начались эти очки. Я получала их, например, за сандвич с низкокалорийной индейкой. А за чернику, которую мама носила с собой в мини-холодильнике, я сразу зарабатывала их целую кучу! Из-за мороженого терялось так много очков, что мы с мамой полностью от него отказались.

Постепенно я во всем начала видеть очки. Вышла на пробежку – прибавляла. Размер лифчика стал больше – отнимала. Я записывала себе очки за то, что нашла пару на выпускной вечер, а еще за то, что отправилась туда на каблуках. А вот то, что мы с тем парнем так и не поцеловались, поскольку он оказался геем, отправляло все эти очки в мусорную корзину.

Когда я поступила в колледж, то попробовала послать эти очки – а вместе с ними свою неуверенность в себе – куда подальше. Ради этого я рискнула и снялась обнаженной для журнала. И все закончилось катастрофой.

…После выступления основной народ разошелся, несколько людей неприкаянно слонялись по кафе. Улыбнувшись, я с любовью погладила Старую подружку и положила ее в чехол, а потом выпрямилась и покрутила руками, разминая их.

– Похоже, тебе нужен массаж, – донесся из середины зала приятный голос Тэла.

Я улыбнулась, а он подошел ко мне, закинул чехол с гитарой через плечо, потом обнял меня за плечи и притянул к себе для медленного, сладкого поцелуя.

– Поехали домой, – сказал Тэл мне на ухо, – я о тебе позабочусь.

Он произнес слово «домой» с такой нежностью и в то же время с такой надеждой, что мое сердце сладко сжалось.

– Мистер Кэрролл, – с притворным возмущением воскликнула я, – вы что, делаете мне грязное предложение?

Он усмехнулся и ответил:

– Я приготовил ранний ужин и поставил его в теплую духовку. А еще взял новый фильм.

– И?

– Ну да, я надеюсь в итоге получить доступ к твоему прекрасному телу. Но если мы просто посидим в обнимку, мне все равно будет хорошо.

– Хорошо. – Я улыбнулась и чмокнула его в плечо. – Но сначала еда.

– Согласен.

Кухня в его квартире была такой же роскошной, как и спальня. Фартук из мозаики ярко-синего и белого цветов выгодно оттенял гранитные столешницы, а я сидела за небольшим столом из массива дерева и смотрела, как Тэл режет салат. Покончив с этим, он вынул из духовки аппетитные спагетти с сыром.

– Сам приготовил? Это впечатляет, – сказала я. – Подлизываешься ко мне?

– Не совсем. Я просто пытаюсь вести себя как можно лучше, потому что очень хочу, чтобы ты согласилась на мое утреннее предложение.

Тэл уселся напротив и поставил передо мной полную тарелку еды. Хоть я очень хотела есть после концерта, желудок у меня начал пульсировать так, что вряд ли мне удалось проглотить хоть листик салата.

– Тэл, нам надо поговорить. – Слова сами сорвались с губ, но после этого мне стало легче.

Он удивленно нахмурился, но тут же заставил себя принять спокойное выражение и терпеливо ждал, когда я продолжу. Может, все будет не так уж плохо. Тэл взял салат и начал медленно поедать его, давая мне время собраться с мыслями.

– Это насчет моего шрама, – сказала я.

Он проглотил, кивая головой, а потом уточнил:

– Который от осколка стекла, да?

– Ну я… дело в том, что я не так его получила.

Тэл опять кивнул, продолжая смотреть мне в глаза, и я запаниковала. Что это значит? Может, он знает? Вдруг ему кто-то рассказал? Или Тэл рылся в моей страничке на «Фейсбуке», а там были какие-то намеки на это? Я взяла вилку, потом нервно отложила ее в сторону.

– Я…

Тэл накрыл рукой мою ладонь и сказал:

– Ты можешь все мне рассказать. Что бы это ни было, я тебя выслушаю.

Неужели правда знает?

– Я пыталась совершить самоубийство.

Когда эти слова сорвались с моих губ, мне тут же стало очень легко. Тэл судорожно перевел дух и закрыл глаза, словно пытаясь прийти в себя. Я не понимала, что он сейчас чувствовал – печаль, страх или, может, отвращение? Однако через секунду Тэл открыл их и посмотрел мне в глаза открытым, спокойным взглядом. А потом спросил, как ни в чем не бывало:

– И?

– Что значит «и»? Я сумасшедшая, которая резала себе вены. И теперь ты не захочешь, чтобы мы жили вместе. Может, вообще больше не захочешь быть со мной. – Я говорила это, но больше всего на свете хотела, чтобы Тэл начал мне возражать.

– Это ничего не меняет, – спокойно сказал он. – Ты для меня та же, какой была утром, и я так же хочу быть с тобой, как и тогда.

Он вел себя настолько невозмутимо, что меня это даже немного покоробило.

– Ты не хочешь знать, почему я так сделала?

– Только если ты сама решишь мне рассказать. Если нет, то я понимаю, что у тебя была жизнь до меня. Если хочешь, чтобы я знал, то я внимательно тебя выслушаю.

Конечно, я этого хотела, потому и решила открыть ему душу. Но мой голос все равно дрожал, когда я начала рассказывать о фотосессии. О том, как уверенно чувствовала себя в студии. С каким приятным волнением скидывала одежду, которая падала к моим ногам, а потом как я переступила через нее, чтобы совершить на тот момент самый смелый поступок – показать маме, что даже с таким телом, как у меня, можно быть красавицей.

А потом я стала рассказывать, какой ужас наступил после этого. О статье в Интернете на странице журнала, что девушки вроде меня, носящие одежду больше 46-го размера, выглядят плохо и нездорово. А под ней – страницы и страницы комментариев, полных ненависти ко мне. Я рассказала, как ко мне вернулись мучительные воспоминания детства, когда мама считала калории и взвешивала каждый кусок еды, а еще твердила, что у меня плохая генетика и мне даже под страхом смерти не найти джинсы, которые будут сносно сидеть на моих бедрах. И о том, как всякие полупьяные придурки в кампусе, узнав меня, кидали вслед «жирная корова».