Jordy Rivers - Рассказы

– Мишель, подожди нас! – позвала ее Адриана.

В учтивом поклоне, сохраняя почти торжественное молчание, Бобби подал ей руку, на которую она охотно оперлась, легко перепрыгивая через мокрый ряд увядших цветов, которые садовник еще не успел убрать. Но даже они не могли придать осеннему саду в этот день унылого вида.

– Кому сделать оладьи? – кричал Бобби с кухни.

– Мне, – кричала ему в ответ Мишель из своей комнаты на втором этаже.

– Тебе с джемом? – продолжал Бобби.

– С брусничным! – вторила ему Мишель. Она заправляла постель, усаживая на ней поудобнее белого плюшевого медведя, довольно потрепанного вида, что совершенно не мешало ей во все горло переговариваться с Бобби.

– А может си… – Бобби оборвался на полуслове, держа в одной руке шипящую сковороду.

В кухню вошла Адриана.

– Доброе утро, – мягко и чуть застенчиво улыбнулся он.

– Доброе, – кивнула она ему.

Сделала она это так, что ни один волосок в ее прическе не поменял своего местоположения. Бобби смотрел на нее сияющими глазами, пока наконец ручка сковороды не стала жечь ему ладонь сквозь прихватку. Не издав ни звука и не отрывая взгляда от объекта своего восхищения, он вернул сковороду на плиту. Потом, смутившись, опустил голову. Покраснел. И продолжил выпечку оладьев.

Адриана села в кресло около окна во всю стену с раздвигающимися стеклянными же дверьми, которые осенью оставались преимущественно закрытыми. Только Мишель иногда открывала их, чтобы выйти сразу в сад за своей кошкой, которая часто там гуляла. Перед Адрианой открывался прекрасный вид на осенний сад. Утреннее солнце светило прямо в окно, поэтому все, что она могла разобрать сквозь его сияние, это черные ветви деревьев, сказочными зарослями блестящие на фоне ясного лазоревого неба. Женщина задумчиво перебирала складки своего безупречного белого платья, не щуря глаз. Казалось, утреннее необыкновенно яркое октябрьское солнце не слепило только ее. Казалось, она сама была настолько ослепительна, что ее ослепить уже ничто не могло.

– Мы во вчера, – резюмировала наконец свои наблюдения Адриана. – Мы во вчерашнем дне с июльским солнцем.

– Ммм…- отреагировала Мишель, появившаяся, наконец, на кухне. – Вчера, – произнесла она, пробуя это слово на вкус, вместо оладушка, ждущего ее на дымящейся тарелке. – Мы во вчера. Надо это отпраздновать.

Она подбежала к Бобби и с самым счастливым выражением лица поцеловала его в щеку.

– Ммм, – повторно протянула она уже с большим энтузиазмом, все же наклоняясь к тарелке, в которой уже красовалось несколько пышущих только что с раскаленной сковороды оладьев.

За окном медленно прошествовала по дорожке из гравия красивая серая кошка.

– Вон она! – воскликнула Мишель и бросилась на улицу.

Бобби бросил сковороду вместе с оладьями на плиту и побежал вслед за Мишель. Когда они вернулись, оладьи уже подгорели. Бобби сложил их в отдельную тарелку и поставил ее на стол, где уже располагались стаканы с соком, хлеб, сыр и баночка брусничного джема.

Адриана скользнула взглядом по этому убранству, но ничего не сказала. Мишель села в стоящее рядом с ней кресло и в молчаливом согласии устремила свой взгляд на улицу в желании полюбоваться холодным ясным небом, еще зеленой травой с длинными тенями, но не успела она расположиться в своем кресле, уютно закинув ногу на ногу, и обменяться с Адрианой полным глубочайшей симпатии друг к другу взглядом, как за окном уже в другую сторону опять пробежала ее кошка.

– Она вернулась! – вскочила Мишель и тут же исчезла в направлении входной двери.

Открывать тяжелую стеклянную дверь в стене сейчас было бы слишком долго, и она потеряла бы заряд стремительности, и к тому же ей не хотелось морозить Адриану. Воздух на улице был именно морозным, как они уже успели узнать с Бобби несколькими минутами ранее.

И все же сие обстоятельство не помешало им после завтрака выбраться на улицу, чтобы поиграть в мяч на еще зеленой лужайке. Мишель в который раз глянула на тоскливый зеленый цвет устало согнувшейся травы. На лице ее возникла легкая с едва заметными следами сожаления улыбка. Все же летняя яркая зеленая трава нравилась ей куда больше. Но эта была тоже ничего. И хотя она была мокрой, просто так, оттого что на дворе уже глубокая осень, они все же стали носиться по ней с веселыми криками, пасуя мяч друг другу.

Любуясь тем, как Адриана приподняв подол своего белого платья, ловким движением миниатюрной ступни обутой в милую замшевую туфельку остановила мокрый мяч, а потом таким же уверенным движением отправила его Бобби, Мишель вдруг проговорила:

– Ты же боишься мяча!

– Я? – удивилась Адриана. – Я нет. Ты меня с кем-то путаешь.

– Похоже на то, – сказала Мишель и бросилась в атаку на Бобби. Не добежав до него пары шагов, она поскользнулась на мокрой траве и, смеясь, упала в нее. Трава оказалась не только мокрой, но еще и грязной, что стало тут же заметно на ее белой рубашке. Мишель перевернулась на четвереньки и постаралась сократить расстояние между ней и Бобби. Тот стоял, победно опустив ногу на мяч. Но Мишель даже и не пыталась подняться, чтобы кинуться на него. Вместо этого она схватила мяч и выдернула его из под ноги Бобби, прижала к себе как самое драгоценное сокровище и перекатилась пару раз по траве, отчего ее белоснежная рубашка покрылась еще парочкой огромных грязных коричнево-зеленоватых пятен.

Адриана залилась веселым смехом и махнула в сторону Мишель рукой.

– Держи его крепче, он скользкий тип! – подмигнула она девушке.

Мишель все еще лежа на траве, хитро посмотрела на прекрасную женщину, та качнула головой и гордо выпрямилась:

– Ты не сделаешь этого! – уверенно произнесла она.

– Нет, не сделаю, – согласилась Мишель и откинула голову на землю, беззаботно продолжив. – Если бы я могла это сделать, я бы не валялась здесь в вашем обществе!

Бобби помог ей подняться, и они все вместе направились в дом.

Вечером в доме произошел сбой электричества, и Мишель зажигала в гостиной свечи. Перед этим она в кромешной тьме, буквально на ощупь, если бы не знала каждый угол в этом доме, поднялась к себе, взяла в ящике комода свечи, канделябр и зажигалку, спустилась вниз, прошла в гостиную, безошибочно определила, где находится стол, расставила свечи и стала их по одной зажигать. Она так увлеклась этим занятием, что вздрогнула, когда почувствовала на своей талии чьи-то руки, притягивающие ее к себе. Потом затылок ее уловил едва заметное дыхание. Мишель откинула голову, отдаваясь этим нечаянным и долгожданным объятьям. Руки все плотнее окутывали ее, и дыхание в затылок становилось все отчетливее, тревожа волосы и кожу за ухом, грея ее своим теплом. Потом Мишель почувствовала легкий поцелуй на шее и закрыла глаза, в них все равно плясали огни, и вокруг ничего было не разобрать кроме этих огней и окружающей тьмы, а еще их же отображения на витринной стене, ведущей в сад.