Наследник для врага - Ая Кучер
— Выкладывай, золотко.
— Что? Будешь чай? — делаю глоток перед тем, как разворачиваюсь лицом к лицу со своими проблемами. — Прекрати так смотреть.
— Как?
— Словно ты сканируешь меня, разделываешь до кости.
— Почти. Я чувствую тебя, Соня. Обнимаю, а ты напрягаешься. Поэтому заканчивай свои отговорки и начинай говорить напрямую. Всегда. Мне нужны факты и проблема, тогда мы будем что-то решать. Давай упростим нашу жизнь, хорошо?
— Хорошо. Я высказываю — ты отвечаешь? Или будешь затыкать?
— Я никогда тебя не затыкал. Я не пойму, что не так, если ты не объяснишь. Говори ртом и всё получится.
Усмехаюсь, понимая, о чем говорит мужчина. Только это кажется самой сложной задачей. Говорить напрямую, никаких сомнений и умалчиваний. А это задача не из легких
Некоторые к пятидесяти годам не обладают подобным умением, а мне уже нужно включаться. Потому что Ян точно не изменится, никаких сомнений. И либо вечно сомневаться и находиться в напряжении, либо подстраиваться.
— Я тебя не знаю, — выпаливаю и высказываю из объятий. Нахожу кофе, медленно готовлю его для мудчины. Аромат потрясающий, но сегодня мне не хочется его. Уже плюс. — Совсем не знаю, Ян. Только обрывки. Это мало, чтобы получилось…. Хоть что-то.
— Но при этом даже без знаний я тебе нравлюсь. Стоит ли копать глубже? Заметь, я употребляю слово «нравлюсь» лишь для того, чтобы не смущать тебя. На самом деле четко помню, как ты шептала «люблю» на пике.
— Волков! Не переводи стрелки. Или свали куда-то, — бурчу обиженно, потом что всё получается не так, как нужно. Он издевается. Скидываю ладонь с талии, бью по пальцам. — Я занята.
— Что ты хочешь узнать? Ты знаешь, что я рос в детдоме. Потом влез в криминал, что потерял жену и ребенка. И помешан на том, чтобы с тобой и малышом ничего не случилось. Ты знаешь меня лучше многих, золотко. Возможно, лучше всех.
Прикусываю губу, потому что от этих слов всё внутри обрывается. Затапливает лавой, жгучей и уничтожающей. Сипло втягиваю воздух, горло вдруг сдавливает. И в носу щиплет, слишком сильно.
Это гормоны, проклятые вспышки настроения. Но ничего не могу с собой поделать. Это звучало откровенно, честно. И ведь Ян прав — я знаю о нем много мелочей, а из мелочей и состоит истина.
Как в медицине. Ты узнаешь миллион маленьких симптомов, а потом узнаешь, что это именно за болезнь. За человек.
— Сонь…
Ян вздыхает, когда видит мои слезы. Но я не даю ему закончить, прикладываю пальцы к губам. Подаюсь вперед, словно боюсь опоздать или передумать.
— Я люблю тебя, Ян.
Люблю.
То, как он заботится о нашем малыше.
То, как заказывает оливки, потому что я их люблю.
Как переживает за мое здоровье и даже не ведется на слезы, запрещая вредную еду или напитки. О, и люблю за те моменты, когда Ян смотрит на меня. Открыто и искреннее, превращаясь из жесткого мужчины в обычного парня.
Люблю эти детали, симптомы.
И не обязательно найти всю тысячу симптомов, чтобы вычислить болезнь.
Не нужно знать Яна идеально, чтобы любить его.
— Я тоже тебя люблю, золотко, — усмехается, словно был уверен, что я ему признаюсь. Нахал. Мужчина тянет меня к себе, коротко целует в нос, прижимает крепко-крепко. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Нет, всё хорошо.
— Отлично, тогда завтракаем и на выход.
— А куда мы?
— Ты же хотела каток. Сегодня точно будет.
Мне не нужно повторять дважды. Я тут же нахожу в холодильнике яйца, разогреваю сковородку. Ян должен сам себе готовить, но я сегодня добрая. А ещё не представляю, что снова стану свободной.
Почувствую себя, словно мой мужчина и отец не воюют между собой.
Волкову хватает ума не комментировать ничего. Кручусь на кухне, которая медленно заполняется запахом еды. Как же хорошо, когда токсикоз не дает о себе знать. И желудок не бунтует.
Я обожаю оливки, но я устала от них. А вот мои вкусовые беременные рецепторы — нет. Но сегодня всё иначе. Может, это ночь с Волковым так влияет? Поэтому получаю настоящее наслаждение от завтрака.
Как тянется сыр, и наглый волчара обрывает его своей вилкой. Ещё и смотрит так, словно победитель. И это не меняется, когда ворую у мужчину кусочек бекона.
Это похоже на ребячество, но мне так хорошо. Чувствую себя так, словно детское желание исполнилось. Дед Мороз услышал, Рождество пришло раньше и всё идеально сложилось.
Господи, что ночь любви делает.
Или это признание?
Или то, что Ян ведет себя, как нормальный мужчина? Без кровавого бизнеса за плечами, без ненависти. Улыбается. Целует тыльную сторону ладони, укутывает в шарф.
Ворчит о том, что я слишком легко одета. Одергивает свитер, помогает застегнуть крутку. Ян выглядит как курица-наседка, а я просто млею от этой заботы. Настолько приятно, что готова всё простить. Какая разница, что там за дела у Яна, если ко мне он относится с такой нежностью?
— Отставить смех.
Приказывает, целует, чтобы не могла сопротивляться. Прикусывает губу, его дыхание опаляет кожу. Краснею, горю. Наслаждаюсь. Разве можно настолько зависеть от кого-то? Раствориться и погрязнуть.
Уйти на дно.
Без единого желания спасаться.
— Хватит, — бью его по плечу, поправляю шапку. — Нормально всё. Мы идем на каток, там будет движение.
— Каток — опасная затея. Ты беременна, золотко, если забыла.
— И врач ведь разрешил, так? Не ври, я знаю, что без его кивка ты ничего мне не позволяешь. Всё можно, хватить нагнетать. Я не хрустальная.
— Но это не значит, что с тобой следует обращаться по-другому.
— Ты меня из дома похитил, запер, угрожал и…
— Это в прошлом, хватит вспоминать, —
