Кети Ранн - Цвет диких роз

— А что случилось с «Соусом Ренаты»? — спросила бабушка Изабел, имея в виду знаменитую приправу, которая и положила начало процветающей компании Родригесов.

— Ничего. Мне просто хочется пополнить линию компании совершенно новым соусом. Разве это не лучший для меня способ перейти к управлению делами?

Бабушка кивнула.

— А ты привезла «Соус Ренаты»? Мне хочется чего-нибудь остренького. Вкусы Джона в еде несколько традиционны.

— Тогда я прямо сейчас познакомлю, его с соусами и образцами старой доброй мексиканской кухни.

Мэриголд поднялась и направилась к плите для выполнения непостижимой для нее задачи — приготовления съедобной пищи. Одолевавшие ее дурные предчувствия были связаны с возможным неодобрением Джона как самой кухарки, так и ее кулинарных способностей, и девушку беспокоило, что его мнение так много для нее значит. Он же просто брюзга, какое ей дело, что он подумает?

— С ужином погоди.

Летом Джон всегда ест поздно.

— Уговаривать меня вам не придется, — ответила Мэриголд, садясь.

— Ты не любишь готовить? Как же так, если ты всю жизнь проработала в ресторане?

— Не знаю. Но терпеть не могу готовить. Наверное, мои гены отличаются от генов всей нашей семьи. — Она была рада, что бабуля не питает иллюзий в отношении ее кулинарных способностей, хорошо бы и Джон оказался столь же покладистым. — Зато я не против готовить соусы, это похоже не на готовку, а скорее на экспериментирование, понимаете, я как безумный ученый. — Обе засмеялись.

— Да уж, лицом ты явно не похожа на отца и его родню. Ты пошла в шведов по материнской линии, по крайней мере внешне. — Бабуля погладила ее по светлым волосам.

— Раз уж речь зашла о семьях и родне, кто такая Фрэнсис?

— Я все ждала, когда ты спросишь. Это жена Джона.

Мэриголд показалось, будто ей отвесили пощечину.

— Он женат?

— Нет-нет, Фрэнсис ушла от него, а вскоре они развелись. — Бабушка недовольно буркнула. — Дура.

— Сплетничаете?

Услышав язвительный мужской голос, они резко обернулись. В проеме кухонной двери, ведущей на крыльцо, стоял Джон Гудинг. Боже, только бы он не понял, о чем они разговаривали.

Он сменил одежду, в которой ездил в город, на рабочую, но, как ни удивительно, в ней Джон выглядел еще лучше. Старые джинсы и поношенная футболка, облегавшая мускулистый торс, казались второй кожей, отметила про себя Мэриголд, обратив также внимание на его сурово поджатые губы и прищуренные глаза. Судя по всему, настроение у него не исправилось. Интересно, как он будет выглядеть, если улыбнется? Вероятно, еще более привлекательным, чем когда зол.

— Прекрати дуться, а то у Мэриголд сложится о тебе превратное впечатление. — Бабушка повернулась к ней: — На самом деле мой внук очень милый, когда этого хочет.

Джон никак не отреагировал.

Но Мэриголд вынуждена была признать, что в Джоне Гудинге есть нечто привлекательное, даже когда он дуется. И пусть его красота отнюдь не классическая, этот загорелый мужчина не мог не привлечь внимания женщин. Но милый? Пока она такого в нем не заметила.

— Ты все еще злишься? Тебя даже не оштрафовали за превышение скорости. А я лишилась своей вяленой говядины, но разве я виню в этом тебя? — Бабушка погрозила ему тростью.

Джон поджал губы, но промолчал.

Мэриголд сдержала улыбку. Она готова была побиться об заклад, что он не выносит тех, кто ругает его, как это делает бабуля.

Когда он посмотрел на нее, девушка выдержала его взгляд, но по ее телу пробежала дрожь. Темные глаза Джона еще больше потемнели, словно он уловил ее реакцию, хотя это было просто невозможно. Однако что-то заставляло его выглядеть прямо-таки взбешенным.

— Я хотел спросить, когда будет готов ужин, — отрывисто проговорил он.

Значит, Джон Гудинг в самом деле разозлился на нее. Что ж, это его проблемы, решила Мэриголд, отметая необъяснимое чувство разочарования. Лично она не понимала, как можно таить злобу. Работа научила ее, что в любой ситуации улыбка и смех помогают делу лучше, чем гнев.

— Еда будет на столе, когда пожелаете. — Она одарила его ослепительной улыбкой, но безрезультатно.

— Я вернусь, когда стемнеет.

Он исчез, хлопнув дверью.

Джон ковырял вилкой в тарелке. Яичница резиновая, тост сыроватый, а бекон настолько жесткий, что расчленить его можно только отбойным молотком. Рядом с яичницей алел какой-то соус, который он проигнорировал, ибо понятия не имел, что это такое. Мэриголд оказалась той еще кухаркой, но он был голоден, поэтому съел все не жалуясь. Да если бы он и сказал что-нибудь, женщины вряд ли бы его услышали, поглощенные болтовней, как две сороки.

Мэриголд была в том же неподходящем платье, хотя теперь, с удовлетворением отметил Джон, оно явно не годилось для обложки журнала: перед весь в пятнах, наверняка следы ее стряпни, и изрядно помят. Интересно, скоро ли он повезет эту девицу обратно на автостанцию.

Золотистые волосы она собрала на макушке в узел, который уже растрепался, из него выбились длинные пряди, они казались мягче пуха только что вылупившихся цыплят.

Но остроносые туфли она сбросила и теперь сидела, поджав под себя одну ногу и небрежно болтая другой. Взгляд Джона, переместился на ее босую ступню, и у него вдруг образовалась какая-то пустота внутри.

Ногти выкрашены тем же лаком ослепительно-красного цвета, что и на руках, щиколотку охватывает золотая цепочка, подчеркивавшая стройность лодыжки. Джон ни разу не видел, чтобы браслеты носили на ноге, затем напомнил себе, хотя вряд ли нуждался в этом, что она из города.

Фрэнсис переняла бы такую моду. А если бы он сделал ей замечание, она бы назвала его деревенщиной, который не следит за модными тенденциями. Мысль о бывшей жене заставила Джона нахмуриться.

Почувствовав на себе взгляд Мэриголд, он посмотрел на нее. Она улыбалась ему сияющей улыбкой, которая зажгла ее глаза и осветила лицо.

Да, она явно напоминала Фрэнсис. А ему тут не нужна такая женщина: внешне приятная и, казалось бы, податливая, а на самом деле ее не волнует ничего, кроме одежды и драгоценностей.

Улыбка Мэриголд померкла, но ее большие глаза по-прежнему, лучась, смотрели на него. Она выглядела… желанной. Чепуха.

Джон с раздражением подцепил что-то вилкой, сунул в рот и мгновение спустя решил, что проглотил раскаленную лаву. Язык немилосердно жгло, внутри словно растекался огонь. Поняв, что отведал таинственного красного соуса, он схватил стакан с водой, но в спешке опрокинул.

— А-а… — задохнулся Джон, вскочил на ноги и перевернул стул.

— Джон, какого черта? — прервала разговор бабушка.