Лора Мэрфи - Найди свое счастье

Даже если между ними что-то и было не так.

Тед имел женатых друзей, так что знал, что к чему: отношения же этой пары не были ни на что похожи, что бы они там ни воображали.

Всякий раз, когда жених направлялся к Дорис, он приглашал кого-то еще — обычно Теда, часто пару других парней из батальона, и она, казалось, никогда не возражала. Девушка ни разу даже не намекнула, что предпочла бы этим шумным дружеским встречам свидание с любимым наедине.

Хотя Грег и питал, без сомнения, приязнь к женщинам, к своей избраннице он проявлял не больше романтического интереса, чем к сестре. И прощался с ней чисто братским поцелуем. Между ними не возникали ни страсть, ни желание, ни ревность.

И любовью они никогда не занимались, пока не поженились. Тед узнал эту интимную деталь, нарушив одну из общеизвестных заповедей.

Он считал, что они держатся вместе постольку, поскольку это было привычно и удобно, стало их образом жизни. Они неразлучны с детских лет и, по словам Грега, ничто не осчастливило бы два семейства так, как их брак. Сколько они себя помнили, родные только и говорили, что в один прекрасный день их дети поженятся.

Они готовились, недоумевал Тед, к супружескому общению, а не к любви с ее всепоглощающей страстью. Их манила тихая гавань, а не бурные шквалы неведомого.

Но все это не умаляло его вины, когда он соблазнил невесту своего лучшего друга.

Ему стыдно и больно вспоминать об этом.

Дорис прислонилась к двери. С закрытыми глазами, с сердцем, колотившимся так, что оно вот-вот заглушит шум телевизора в соседней гостиной.

Тед.

У нее всегда возникало тревожное чувство, когда видела его, ее даже пробирала дрожь, и каждый раз она радовалась, когда он заходил. С самого первого дня, когда Грег привел его и представил ей, когда гость бросил на нее этот всеведущий взгляд и произнес сильным спокойным голосом: "Привет, Дори". При каждой встрече она испытывала беспокойство и опасение. Возбуждение. Стыд.

И какой стыд!

И у нее была причина испытывать укоры совести — Грег. Она стала неверна ему сердцем задолго до той ночи с Тедом.

Сейчас у нее был еще больший повод стыдиться. Стоило ей только сделать несколько шагов и заглянуть в гостиную, чтобы прочувствовать это.

Оттолкнувшись от двери, Дорис преодолела это расстояние и остановилась. Кэтрин лежала на полу, подложив под себя диванную подушку, задрав ноги вверх и подперев подбородок руками. Она была высокой для десятилетней и такой худой, какими могут быть только девочки. Девчонка-сорванец искала простоты во всем. Ее волосы свободно рассыпались по плечам, челка свешивалась на лоб. Гардероб состоял из шортиков и джинсов, маек с короткими рукавами и свитеров. И только одно платье было запрятано в глубине шкафа ради редких посещений церкви и не менее редких официальных мероприятий. Обычные для девочек украшения? Она их не носила. Косметика? Ее она не интересовала. Мальчики? Ну, неплохие партнеры по играм, если, конечно, они не обижались, когда она их обгоняла в беге, или на велосипеде, или обыгрывала в бейсбол.

Она была частью стыда Дорис.

Ее самый большой секрет.

Ее самая большая любовь.

Чудесная девчушка, как говорили все. Вылитая мать.

Но все, кто говорил так, — ее родные и родные Тейлора, их друзья — видели лишь то, что хотели видеть, что их устраивало. Они не замечали в ее внешности и намека на Грега, с его светлыми волосами и голубыми глазами, поэтому и соглашались, что она вылитая мать.

И ошибались. Как и большинство детей, Кэтрин походила на обоих родителей. Волосы у нее были от Дорис — каштановые, шелковистые и прямые, и ее же глаза — темные, выразительные. И материнское телосложение, и те же губы бантиком. Но подбородок, ушлую улыбку и прямой нос она унаследовала от отца. Как и спокойный характер, и серьезность, и холодный практицизм.

Никто, кроме матери, не замечал ее большого сходства с отцом, но оно и неудивительно.

Никто же не видел ее отца.

Никто не встречался с Теодором Хэмфри.

Горько улыбнувшись, Дорис повернулась, прошла по коридору на кухню, бросила газету на стол и подошла к раковине помыть руки.

Десять лет назад она попыталась открыть правду о ребенке, которого еще носила. Послала Грегу письмо, в котором признавалась во всем, не назвав имени мужчины, с которым была ему неверна. Писала о том, как глубоко сожалеет об этом, и умоляла простить ее. Соглашалась на развод, если он потребует его, и обещала восполнить ему все, если только он даст ей такой шанс. Клялась быть самой лучшей женой, какую только может пожелать мужчина.

Со слезами на глазах отнесла она письмо на почту и торопливо бросила в ящик, чтобы уже нельзя было его вернуть. Шесть недель спустя оно вернулось к ней нераспечатанное, но ей было не до него, так как она уже оплакивала смерть мужа. Он погиб, так и не узнав, что она забеременела от его лучшего друга.

Десять лет назад она, девятнадцатилетняя, осталась предоставленной самой себе, впервые в жизни — одна-одинешенька — в чужом городе. В таком возрасте самое время быть молодой, безрассудной, беззаботной. Безрассудной молодости как не бывало. Но сколько же забот пришлось взвалить на себя с помощью Теда. Ее сообщника по преступлению. Ее партнера по вот уж действительно греховному зачатию.

Только ему и невдомек.

А теперь он живет на той же улице, что и его дочь, — милая девочка с редкой обворожительной улыбкой, и не знает об этом.

О Боже, что ей делать?

Кэтрин забрела на кухню с чашкой из-под мороженого, неслышно ступая по линолеуму босыми ногами.

— Что это за мужик, с которым ты разговаривала? — спросила она, ставя чашку на разделочный столик и беря с тарелки рулет с корицей.

Дорис замерла и, выдавив из себя улыбку, закрыла воду и повернулась к дочери.

— Старый знакомый, — ответила она, вытирая руки полотенцем.

— Много лет назад, — ехидно усмехнулась Кэт. — Ты словно говоришь о древней истории. Не такая уж ты и старая, ма.

— Это было еще до того, как ты родилась, детка. Очень давно.

— А кто он?

— Я же тебе сказала…

— Как его зовут?

Ее улыбка пропала, и Дорис поспешила повернуться к раковине, чтобы сполоснуть чашку.

— Тед Хэмфри, морской пехотинец.

— Еще бы, "медный лоб" сразу видно.

— Что это еще за словечки? — с укоризной отреагировала мать, ставя чашку в сушилку.

— Ты бегала к нему на свидания или еще что?

— Нет, — ответила Дорис слишком быстро и резко. У них с Тедом не было свиданий. Лишь небольшое "еще что".

— А ты бегала на свидания к кому-нибудь, кроме папы?

Дорис вздрогнула. Дочь спросила так легко, так естественно о человеке, которого не знала. Не она научила ее этому, а родители Тейлора, ее мать и отец, их с Грегом братья и сестры. С того момента, как Кэтрин залепетала, они показывали ей фотокарточки Грега и учили произносить: "Папуля, Кэтти. Это твой папуля".