Элизабет Пауэр - Скандальная репутация

Чтоб ее! Он думал как влюбленный подросток. Кейн прогнал эти мысли, взял со стола маленькую красную книжечку и подал ей.

— Ты всегда носишь с собой паспорт?

— Мой дом несколько раз грабили, — уже более спокойно сказала она. — С тех пор я ношу его с собой.

— Мне кажется, тебе лучше прилечь. — Кейн повел ее в одну из кают. — Отдых тебе не помешает.

Каюта, так же как и салон, была обставлена дорого и со вкусом. Большая двуспальная кровать, белого цвета мебель. За стеклянными дверями виднелась душевая кабинка.

— Если хочешь, прими душ. Потом я принесу тебе чаю.

Кейн подумал, что она выглядит как бродяжка, в своих драных штанах и майке со смешным слоганом. И это наследница многомиллионной компании! Правда, она не имеет ни малейшего представления о трудностях, которые переживает компания. Девушка знает лишь то, что она дает ей беспечную, роскошную жизнь.

— Ты сказала, что не увлекаешься чужими мужьями...

— Извини? — не расслышала она.

— Я про чужих мужей.

Шеннон вопросительно на него посмотрела, нахмурилась. Кейн пожалел, что заговорил об этом. Зачем — он и сам не знал. Чтобы напомнить самому себе о том, как она опасна? Чтобы защитить себя от нее? От этой девочки?

— Ах, ты про это! — наигранно весело сказала Шеннон. — Глупо было бы наступать на одни и те же грабли во второй раз.

Он не мог сдержать рвущуюся с губ колкость:

— Поэтому ты спрашивала, не женат ли я? Да, Шеннон?

Когда за ним закрылась дверь, она еле удержалась, чтобы чем-нибудь не кинуть в нее. Да, когда-то она совершила ошибку. Но зачем же все время об этом напоминать?

Почему Кейн до сих пор обращается с ней как с маленькой, глупенькой «богатой сучкой»? Она впервые за долгое время пожалела о той репутации, которую сама себе нечаянно создала и из-за которой уехала из Англии. Но не в испорченной репутации было дело, а во мнении Кейна о ней. Именно оно ранило ее больше всего.

Шеннон кинула сумку на кровать, открыла стеклянную дверцу. Оценив отделанный светло- зеленым мрамором, с отличной сантехникой душ, девушка блаженно улыбнулась. Уже давно она не видела подобной роскоши, добровольно отказавшись от всего этого, предпочтя золотой клетке свободу. Она бежала от слухов и сплетен газетчиков, от диктаторства отца, от его вечного недовольства ею, чтобы начать новую жизнь.

Убедившись, что Кейн не пользовался этим душем, Шеннон облегченно вздохнула и полностью расслабилась, чего не могла сделать в его присутствии. Она повернула кран и плеснула воду себе в лицо, мечтая смыть все воспоминания...

Ей было всего девять, когда умерла ее мать. Простая прогулка верхом на лошади обернулась трагедией для всей семьи. Ранульф не знал, что делать со своей не по годам развитой дочерью. Жизнь Шеннон превратилась в череду дорогих школ-интернатов и заграничных поездок на каникулах. А ведь все, что ей было нужно, — это отцовская любовь и привязанность. Но Ранульф был слишком занят своими делами, чтобы уделить ей хоть немного времени. Вместо этого он баловал ее дорогими подарками. Спортивные машины. Эксклюзивные украшения. Одежда. Все, что она могла только пожелать. Но Шеннон не задумываясь отдала бы это за одну лишь возможность поговорить с отцом о своих мечтах, стремлениях, за то, чтобы он воспринимал ее серьезно. Но Ранульф был не из тех, кто привык слушать кого-то, кроме себя.

Он всегда хотел сына, наследника своей компании. Для него Шеннон была лишь слабым, несамостоятельным существом, девушкой, которую он стремился удачно выдать замуж. Но она не желала участи своей несчастной матери, пожертвовавшей всем ради мужа. И тогда начались вечеринки, длившиеся всю ночь, сомнительные компании — как своеобразная форма протеста. Шеннон казалось, что новые друзья и бесчисленные поклонники дарят ей внимание, любовь. Но их интересовали лишь ее деньги. Она разочаровывалась и начинала отчаиваться. Недовольство отца возрастало. Он хотел, чтобы дочь остепенилась, нашла себе постоянного молодого человека. А она продолжала развлекаться, вызывая скандал за скандалом. Неужели она не могла понять, чем все для нее обернется? Все эти мужчины, ждущие ее денег, или ее тела, или того и другого? Она никак не могла найти человека, кто смог бы искренне ее полюбить.

И вот появился Кейн...

Шеннон вытерлась, повесила полотенце на сушилку и вышла из душа. Большая кровать со взбитыми подушками манила ее. Она закрыла жалюзи и легла. Пожалуй, это действительно неплохая идея. Шеннон очень устала, а добраться до дома, пока беспорядки не прекратятся, невозможно.

Она постаралась не думать о том, спал ли в этой постели Кейн. Хотя полностью избавиться от мыслей о нем у нее никогда не получалось. С тех пор, как она его увидела.

Ей было семнадцать, когда одним ясным солнечным утром она вошла в кабинет отца и обнаружила там Кейна, сидящего за столом Ранульфа. Он не сразу оторвался от документов и посмотрел на нее. Зато у Шеннон было достаточно времени, чтобы заметить, как потрясающе он выглядит. Гладко причесанные черные волосы, широкие плечи, дорогой костюм. Ее немного разозлило, что он, казалось, даже не заметил ее. Хотя все замечали — трудно было не сделать этого. В черном костюме — короткий жакет и обтягивающие брюки, надетые на голое тело, — с распущенными волосами, она выглядела просто сногсшибательно.

Кейн медленно поднял голову и как будто удивился, увидев ее в кабинете. Он встал, и она, высокая, да еще на десятисантиметровых шпильках, вдруг почувствовала себя маленькой и незащищенной.

— Кейн Фалконер, — представился он. Раздражение Шеннон растаяло под действием его голоса, глубокого и сексуального. — Уполномоченный правления директоров. — Он протянул ей руку. Его рукопожатие было теплым и крепким и настолько поразило Шеннон, что она, забыв все правила вежливости, даже не представилась.

— Где мой отец? — запинаясь, чуть слышно пробормотала она.

— Ты... — Догадка засветилась в серо-голубых глазах. — Значит, это ты Иезавель[1]? — Он улыбнулся, вспомнив одно из прозвищ, данных ей прессой.

Сейчас, лежа в кровати на его яхте, Шеннон подумала, что, будь она тогда чуть старше и умнее, она бы просто посмеялась над шуткой. Но в тот день не оценила его юмор.

— Как скажешь. — Девушка безразлично пожала плечами. — Она попирала обычаи и надевала на балы красное, тогда как остальные носили белое, — вспомнила Шеннон один старый голливудский фильм.

—Тебе не обидно, не больно читать то, что они пишут? — поинтересовался Кейн.

Конечно, ей было и больно, и обидно. Но если бы кто-нибудь узнал об этом, ее бы вмиг уничтожили журналисты.